Они со Степаном попытались порешать их поездкой к Бокию. Глеб Иванович их быстро принял, но ясности со своей стороны тоже не внёс. У него вырастала детальная картина конкретных действий, по типу кто что сказал, кто когда отгрузил, но общий вид был для него ещё более невнятен.
— Глеб Иванович, а что Ваш отдел знает про тайные общества в России - на всякий случай спросил Николай, например масоны или там Гурджиев?
— По масонам у меня вполне ясное представление. Они укрепились в России с XVIII века, ещё при Екатерине Великой. Она их преследовала, но не сильно. И далее, при всех царях это было модным поветрием для высшего Света. У меня создаётся впечатление, что это было нечто вроде клуба, объединяющего людей одного уровня в разных странах. А вся эта ритуальность - исключительно от эпохи романтизма.
— То есть, рококо, Жуковский и масоны - это всё одна эстетика?
— Практически да. Мне кажется, что идея «Пролетарий всех стран, соединяйтесь!» она была вторичной, после идеи о соединении высшего света всей Европы.
— Значит, по вашему, это безобидная говорильня? - вмешался в этот высокоучёный разговор Степан.
— Не только. Когда говорят люди облечённые властью, политической и финансовой, даже зряшные разговоры могут иметь крупные последствия. Возможна и была какая-то согласованная политика, но она была отделена от конкретных государств.
— То есть, Германия не могла приказать своим масонам добиться чего-то от своих русских собратьев?
— Ещё Ленин сказал, что буржуазия, как и пролетариат, не имеет отчества. Для масонов были важны их внутренние дела. А всё остальное они рассматривали как проходящие события.
— Значит, масоны тут не при чём - сказал Николай.- Я при всём богатстве фантазии не могу представить себе единую политику, которая совместила бы интересы правящих кругов разных европейских блоков. Разве что в случае китайского нашествия.
— Ну почему. - Глеб Иванович развёл руками. - Например ликвидация самодержавных монархий и замена их на республики. Распад империй на национальные государства - это их давние идеи, ещё начиная с Французской революции. А в 1910 году Беклемишев подвел под это экономическую базу, написав, что содержание имперского аппарата стало слишком дорого обходиться для финансовых кругов. Считалось, что республики эксплуатировать дешевле.
— Тогда их тоже надо убирать из рассмотрения. Ибо если он настолько всесильны, то нет смысла с ними бороться - всё равно проиграешь. И лучший способ борьбы в этом случае, это пойти и тихонько застрелиться в уголке, чтоб не мучиться- Николай безжалостно процитировал Бушкова, но как оказалось, эту шутку в 1923 году знали, потому что Аршинов и Бокий только кисло хмыкнули в ответ.
— Я думаю, надо смотреть в архивах Генштаба - неожиданно сказал Степан. Кто с ними работал, что брал. Эти записи должны остаться. Вряд ли оппоненты будут отсекать хвосты и там. И потом, по бумагам найти следы проще, что, кстати, у Вас с Кунсткамерой?
Бокий пожал плечами
— Тут всё совсем непонятно. В Кунсткамере были люди из Наркоминдела. Мы посмотрели на бумаги, они за подписью Ганецкого, он там член коллегии.
— Что ж тут странного? Решили какому-нибудь важному собирателю подарок сделать. Вот и взяли музейную вещь. Не очень хорошо, кончено, но к сожалению, в наших условиях вполне естественная вещь - Степан пожал плечами, выражая свое неодобрение подобной практикой.
— Мы проверяли. В Наркомате совсем ничего не знают об этой акции. Похоже, это личное деяние Якова Станиславовича.
Коля вспомнил китайский ресторан в Петербурге и рассказ про Ганецкого, как агента Германского Генерального Штаба. Это след. И он ведёт к немцам. Но Бокию мы его не покажем. Чёрт их знает, как они отнесутся к тому, что я своими лапами трогаю светлую память Владимира Ильича. Как бы не отнеслись плохо.
— Я думаю, что надо ехать в Питер и посмотреть на дело оттуда. Глеб Иванович додёргает за те ниточки, которые видны отсюда, а мы со Степаном Терентьевичем посмотрим, что можно сделать там. Нам будут нужны документы и мы должны попасть в архивы генштаба.
— Я за - сказал Бокий. А документы я думаю надо будет сделать от Секретариата. Они откроют любую дверь.
Алексей поехал в ЦК оформлять документы и решать вопрос с отправкой, а Коля тем временем, пошёл давать инструкции Александру. Они договорились, что встретятся там в гостинице «Астория». Это заведение Николай знал и любил ещё по прошлой жизни. Сам неоднократно в ней останавливался, поэтому вид Исакия и памятника Николаю Первому его в принципе радовал. А съездить в Питер надо было давно - тем более, что Сашин друг уже подготовил какие-то справки. Так что появление на горизонте товарища Ганецкого в качестве фигуранта нашего вопроса заставлял ждать встречу с бывшим агентом русской разведки с большим нетерпением. Выдав Саше деньги на транспортировку в Город на Неве, Коля пошёл к Линю.
— Еду в Питер, будем разбираться с архивами Генштаба. Нужен либо Ваш человек, либо записочка к тамошним китайцам, чтоб помогали разобраться. Как решим?
— Я лично поеду с Вами. Небо сказало мне, что разгадка всех наших вопросов может быть там.
— Как Вы этого добиваетесь? Научили бы. А то мне небо ничего не подсказывает. Бьюсь как слепой.
— Вы зря гневите небо. Оно Вас бережёт. Поэтому не забывайте возносить ему хвалу утром и вечером.
Николай испугался до одури. Вплоть до холодного пота, несмотря на летную московскую жару. Он вдруг почувствовал, что верховные силы действительно берегут его. И теперь могут неожиданно бросить из-за того, что ему дураку лишний поклон лень отбить. Поэтому он жалобно посмотрел на Линя и просипел
— Это мы от малограмотности. А что так-то. Мы завсегда отработаем, люди привычные.
С этими словами он выскочил из комнаты настоятеля и побежал к телефону, звонить в ЦК, чтобы на Линя тоже сделали бумажку. Звонок оказался кстати, потому что Николая хотел видеть Сталин.
Вождь ходил по кабинету своей знаменитой походкой, не раз описанной в мемуарах великих людей ХХ века. Он то подходил к столу, то шел к окну, подолгу останавливаясь и любуясь заоконным пейзажем. Коля понял, что вождь хочет что-то сказать, но не знает как начать. Это здоров настораживало. Было совершенно непонятно, что вызывает такую тревогу Генерального Секретаря ЦК РКП(б). Наконец он решился.
— Я уже убедился в Вашей способности проникать в суть вещей. Поэтому у меня есть к Вам просьба. Если в Петрограде будут вскрываться какие-то факты, затрагивающие серьёзные интересы партии, я прошу Вас сделать так, чтобы об этом знал минимум людей. Я понимаю важность того расследования, которое мы с Вами затеяли. Мы впервые столкнулись с ситуацией, когда одни наши товарищи подняли руку на других своих товарищей. А это очень опасный признак. В партии назревает раскол. А это означает крах советской власти. Потому что авторитет партии держится на очень узком слое людей, способных на решительные действия по спасению страны.
