я мог бы поспорить. Мне вспомнилось, как в конце восьмидесятых, когда там чуть отпустили вожжи, национализм полез буквально изо всех щелей. Армяне и азербайджанцы увлеченно резали друг друга и всех, кто подворачивался под руку, русские и представители народов Союза бежали, бросая всё, а тряпка Горбачев смотрел на это безучастно, даже не пытаясь вмешаться, навести порядок, хотя все полномочия для этого у него были. Но приказа военным никто не дал, а КГБ... Семичастный, наверное, прав – Комитет это карающий меч, а кого именно и как карать, решает не он. Иначе действительно – добро пожаловать в новый тридцать седьмой. Или же всё не так, и он ошибается? Ведь наверняка есть способ как-то предупредить ту кровь, до которой осталось каких-то полтора десятка лет? [1]
Тут моя мысль причудливо прыгнула, и я вспомнил про теракты, которые ожидали Москву буквально через несколько лет – какие-то армянские националисты организовали взрывы в московском метро и пытались подорвать вокзал. Причем они даже создали какую-то партию, которую КГБ разгромил несколько лет назад, а её члены отправились в места не столь отдаленные. Я мысленно записал эту информацию в напоминальник, чтобы позже посмотреть соответствующие рассылки, где наверняка будут фамилии и адреса – раз уж эти ребята попали в поле зрения нашего ведомства, их дела будут лежать в архивах вечно.
– Владимир Ефимович, а есть шанс сделать Киев советским городом? – спросил я.
Семичастный тяжело глянул на меня, встал и прошелся взад-вперед по кабинету.
– Конечно, есть, – наконец сказал он. – Только об этом тебе стоит говорить не со мной.
«А со следователем в допросной комнате в подвале управления КГБ по УССР», – дополнил я его мысль.
Вслух я ничего не сказал. Лишь смотрел на него, ожидая продолжения. Но он тоже не стал что-либо говорить, а достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое листок и протянул его мне. Я развернул – там было две фамилии, которые я меньше всего ожидал увидеть.
Маленков и Молотов.
***
Никаких пояснений – просто фамилии и по семь цифр московских телефонных номеров рядом с каждой.
Я поднял взгляд на Семичастного.
– Знаешь, кто это?
Я кивнул, хотя больше всего на свете мне хотелось схватить его за рукав и утащить подальше от управления – хотя бы в тот парк имени летчика Кожедуба. При этом умом я понимал, что никакой прослушки тут нет – в Сумах просто не было технической возможности устроить что-то подобное. Лишь поэтому я мужественно оставался сидеть в своём начальственном кресле.
– Мы с Сашкой – сбитые летчики, – негромко сказал он. – За мной, конечно, присматривают, но на Украине никто не будет рвать жилы по указанию Москвы... только Шелест, пожалуй, но он хитрован, только и годится, что пыль в глаза пускать. Поэтому на такие вот поездки смотрят сквозь пальцы, понимают, что какая-то отдушина мне нужна. Никому не нужно, чтобы я слетел с нарезки... да, никому. Но что-то сделать реальное – не дадут. У Сашки ситуация хуже, хоть он и в Политбюро голосует... вокруг чужие люди, шаг влево, шаг вправо... В общем, к нему тоже не лезь, даже фамилию его забудь.
– А эти? – я положил ладонь на листок с фамилиями лидеров антипартийной группы.
– А эти – зубры, нам не чета. Точнее, не зубры, а волкодавы, которые только и ждут шанса вцепиться в глотку своему обидчику.
– Хрущев...
– Да,
