А торт оказался замечательный. 'Наполеон', я его с раннего детства люблю, еще с тех пор, когда торты на праздники все сами пекли, а не в магазинах покупали. Этот был ничуть не хуже: высокий, коржей десять, не меньше, густо пропитанный кремом, сгущенным молоком и еще чем-то. Причем коржи через один оказались коричневые. Кофейные? Быть не может! Откуда?! Правда, почти сразу я снова вспомнил свое босоногое детство, пионерский лагерь, стакан кофейного напитка 'Кубанский' или 'Летний' из жженого ячменя на завтрак. Не йеменская робуста, конечно, но и ничуть не хуже того же 'Кафе Пеле', которое один мой друг вообще называл 'пылью колумбийских дорог' и, думается мне, был недалек от истины. Уж чем-чем, а кофе тот порошок точно не был.
Одним словом, чаепитие удалось. Лидия Васильевна все подливала чаю и подкладывала куски торта на блюдца, Аля с Манюней что-то наперебой тараторили, Толян балагурил и рассказывал какие-то совершенно завиральные, но смешные байки, якобы из жизни наемников. А я молчал. Мне просто приятно было их слушать. Вообще у ростовчан оказался удивительно приятный для слуха говор, это я еще вчера подметил. Очень мягкий, певучий, чем-то похожий на украинский, с этим неповторимым южным звуком 'Г', больше смахивающим на 'Х', но зато без этого вульгарного украинского 'шоканья'. А еще я заметил, что Толя, разговаривавший в Червленной почти нормально (видно, попривык за год), тут же начал изъясняться так же, как и родственницы. Вот что значит — домой вернулся!
Потом толпой пришла вчерашняя молодежь и Толик, спросив у меня разрешения, смылся с ними. Нет, меня тоже звали, но я, во-первых, все-таки для их компании староват, а во-вторых, пришла, наконец, пора приводить в порядок свой гардероб. Это напарнику хорошо: озадачил мать и сестер, они ему все постирают. Я же себе такого хамства позволить не могу. Поэтому, попросив мыла и щетку я собрал в кучу все свое барахло, и отправился в баню, где и тазы подходящих размеров были, и горячая вода в баке после нашего вчерашнего купания еще осталась. После постирушки помог навести порядок во дворе, даже отнес пару столов и несколько лавок соседям, у которых их брали взаймы. А после обеда — валял дурака: завалился на брезентовой плащ-палатке в саду под яблоней, да сочными кисло-сладкими яблоками хрустел. Вот, примерно в таком ключе и прошли у нас выходные. Бездельничали да фруктами и домашними вкусностями объедались.
А в понедельник с утра мы снова стояли перед дверями все того же кабинета в сером каменном здании на Большой Садовой. Правда, к генералу нас в этот раз не пустили. Вышедший после совещания в толпе прочих офицеров Григорьев сразу увел нас к себе.
— Вот что, господа хорошие, — решительным тоном начал он. — Просто так, без дела, я таким ценным кадрам как вы сидеть не позволю. Готовы к работе?
— Разумеется, — ответил за нас обоих я. — Вот только хотелось бы узнать, что делать нужно?
— Есть у нас в городе одно подразделение — ОРСН. Отдельная рота специального назначения. Задачи у нее простые и незатейливые как гвоздь: они осуществляют силовую поддержку обычных сотрудников Управления общественного порядка. Там, где не справляются простые опера — вступает в дело ОРСН: задерживают особо опасных и вооруженных преступников, обезвреживают организованные преступные группировки, освобождают заложников…
Я лишь покачал головой и улыбнулся.
— В чем дело? — заметил мой жест полковник.
— Да практически ОМОН, или, даже СОБР… — вырывается меня.
— Ничего себе познания у вас, молодой человек! — Григорьев явно удивлен. — И откуда, если не секрет?
— Учителя у меня в свое время хорошие были, — тут же отвечаю я, в очередной раз мысленно обматерив себя за несдержанность. — Многое знали, многое сами умели, вот и набрался.
— Что ж, повезло вам, товарищ лейтенант, с учителями, — продолжил полковник. — Да, задачи ОРСН очень похожи на те, что выполняли в свое время ОМОНы и СОБРы. Разве что всякими массовыми мероприятиями не занимаются, у нас для этого другие люди есть.
Позавидовав ростовским коллегам, избавленным от необходимости 'бодаться' с не всегда адекватными футбольными фанатами и абсолютно неадекватными 'несогласными' всех мастей, я решил задать Григорьеву еще один вопрос:
— Товарищ полковник, а чему мы должны будем их учить? Я так понял — подразделение, можно сказать, элитное, да еще и столичное. Думается мне, они и без наших инструктажей любого жулика спеленают, и любую банду схарчат — только хруст стоять будет.
— Так и есть, — улыбается Григорьев, ему явно приятно слышать подобную оценку своих подчиненных. — С уголовниками они справляются отлично. Организованной преступности в Ростове-на-Дону, благодаря их усилиям, практически не осталось, не то что лет пятнадцать назад. Но есть у них существенный пробел в подготовке, причем, судя по рапорту капитана Костылева, именно в этой области, лейтенант, вы являетесь очень хорошим специалистом.
Я с недоумением смотрю на полковника. Это чему ж такому я могу обучить матерых оперов местного 'полицейского спецназа'?
— У моих парней лишь самые расплывчатые представления о тактике городского боя, — продолжает Григорьев.
Вот это ни фига себе заявочка! Это с кем же он собирается в городе воевать силами этой своей отдельной роты? Уж не государственный ли переворот товарищ полковник замыслил? Э, нет, что-то мне в таком мероприятии участвовать неохота, даже в роли инструктора. В этом духе я и высказался. Григорьев, услышав мои слова, хохотал до слез.
— Ну, лейтенант, я из рапорта знаю, что у тебя хорошие аналитические способности, но такого вывода, признаться, даже не ожидал! Нет, можешь не волноваться, ничего противозаконного. Просто я считаю, что моим парням такая подготовка не помешает.
Что ж, остается только поверить полковнику на слово и поинтересоваться, когда нужно приступать.
— Да прямо сегодня и приступайте. В роте четыре взвода, службу они несут сутки через трое. Тот взвод, что сегодня сменился — в вашем полном распоряжении до шести часов вечера. Завтра будете работать со следующими, и так — по кругу.
— Где будут проходить занятия? Полигон нужен, пусть даже самый маленький. И стрельбище.
— База роты — на Военведе, там у них и стрельбище и здание для тренировок по освобождению заложников, думаю, для занятий будет достаточно. Вы на машине? Я проедусь с вами: и дорогу покажу, и командиру роты вас представлю.
С командиром ОРСН капитаном Веденеевым мы общий язык нашли сразу. Видимо, он внутренним чутьем почуял во мне родственную душу. Потому и обошлось без почти неизбежных в таких ситуациях стычек, когда подразделение проверяет неизвестно откуда нарисовавшегося инструктора 'на слабо'. Ну, и хорошо. На все эти 'обнюхивания' и выяснения, у кого яйца больше и крепче, порой, уходит слишком много времени и сил, которые можно потратить на что-то более важное. Так что, лучше обойтись без них.
