– Нет, Райан. Пожалуйста, я хочу домой. Мне лишь бы выбраться из больницы и поспать в своей постели.
– Но Марла сказала…
– Мне все равно, что говорит твоя пиарщица. – Я немного повысила голос. – Извини, но я не собираюсь прятаться. Может, лучше бы та проклятая машина меня убила, а еще лучше – Анжелика. Получился бы отменный сюжет для прессы.
Райан рассердился:
– Давай без мелодрам.
– Мэри, скажи, пожалуйста, сестре, что я ухожу, и забери меня отсюда… пожалуйста, – взмолилась я.
Меня вывезли на кресле-каталке к погрузочным мосткам, по которым в больницу доставляли продукты и оборудование, – все для того, чтобы миновать репортеров с фотографами, заполонивших главный вход. До чего же было здорово усесться на кожаное сиденье седана и наконец отправиться домой – даже боль многострадального тела не заглушала радости.
За моим пабом уже толпились репортеры, фотографы и зеваки. Водителю пришлось посигналить, чтобы разогнать их с дороги. Кровь у меня вскипала от гнева и досады. Ради чего такое внимание? Чтобы запечатлеть Райана, обманывающего старую любовницу Лорен неизвестно с кем?
Венцом славного дня стал Кайл, дежуривший у моей двери вместе с другими охранниками, отгонявшими стаю папарацци. Когда машина остановилась, он снял и убрал в карман темные очки.
Наша преследовательница Анжелика по-прежнему была на свободе, а теперь и Кайл здесь – готов рискнуть жизнью ради моего спасения!
На лице его была боль, взгляд и опущенные вдоль тела руки словно говорили: «Я же предупреждал!»
Видишь… все испытания, все это непостижимое, ненужное внимание? Опять снимки, которые опубликуют в подтверждение лжи? Тебе еще мало, Тарин?
Его лицо мгновенно изменилось при виде Райана. Он не скрывал ненависти. Двое мужчин обменялись убийственными взглядами. Не знаю, кто из них больше ненавидел, но злоба была почти осязаемой.
– Выходи, малыш.
Райан подхватил меня под локоть, помогая выбраться из машины. Стоять было трудно: разбитые колени плохо гнулись, а боль от ребер отдавала в бедра.
– Ой, – поморщилась я.
– Я тебя держу, – успокоил Райан и помог мне сделать шаг. – Хочешь, отнесу на руках? – шепнул он.
– Нет, – простонала я и поковыляла дальше. Незачем, чтобы его сфоткали со мной на руках и накропали новую ложь.
Кайл, отодвинув Майка, бросил Райану в лицо:
– Доволен, Кристенсен? Доволен, что твоя поклонница чуть ее не убила?
Майк мгновенно вмешался, руками и грудью оттеснил Кайла.
– Эй, посторонись. Спокойно, Кайл.
– Тебе все мало, Тарин? – выкрикнул Кайл.
Майк и еще один охранник заставили его отступить. Райан, не скрывая гнева, повернулся к нему.
– Райан, – выдохнула я сквозь боль, – уведи меня внутрь, пожалуйста! Пожалуйста!
Мне хотелось отвлечь его от упреков Кайла. Если Райан почувствует себя виноватым, легче не будет никому, а мне тем более. Вцепившись в его руку и опираясь на плечо, я позволила любимому аккуратно довести меня до двери.
У Райана оставалось всего четыре часа до самолета во Флориду. Дольше задерживать съемки он не мог: на картину были потрачены миллионы. Он и так отлучился на три дня.
Мама Райана решила пока пожить со мной, да и Мэри заскакивала по двадцать раз на дню. Я все думала, когда же им надоест видеть мои слезы. В конце концов врач выписал мне антидепрессанты.
Все мои близкие знали, что я потеряла ребенка. Через три дня после выписки из больницы об этом узнал и остальной мир. Пресса набросилась на эту новость. Подозрения о беременности выросли из того факта, что мне отвели палату в родильном отделении, а некие сотрудники больницы, пожелавшие остаться неизвестными, подтвердили их. Среди их откровений было и то, что я потеряла ребенка… внебрачное дитя Райана Кристенсена.
Пиарщица Райана распространила заявление, что я попала под машину при переходе улицы. Виновных в происшествии нет. Эту версию повторяли все средства массовой информации, заключая ее словами, что представители Райана не подтверждают и не опровергают слухи о моей беременности.
Марла специально позвонила, чтобы напомнить мне о необходимости держать язык за зубами. Ну, выразилась она иначе, но суть была именно такой. Мне очень хотелось сказать, что она может сделать со своей «заботой об имидже». Моим работникам тоже посоветовали прикусить языки и помалкивать.
Вскоре после этого мы с Райаном впервые крупно поссорились по телефону, причем его мама в это время сидела рядом со мной.
– Что за чушь ты наговорила Марле? – рявкнул мне в ухо Райан. – Она сказала, что больше не станет связываться с тобой напрямую.
– И пусть идет к черту, – ответила я. – Плевать мне на нее.
– Тарин, она мой рекламный агент, я который год с ней работаю.
Я фыркнула:
– Райан, она страшно переживает, как бы я не проговорилась об инциденте, а слухи про твой роман с Лорен ее не волнуют? Читал ту статью, в которой ты якобы звонишь Сюзанне, чтобы поплакать у нее на груди? Она даже не пытается унять это вранье, вот я и дала ей понять, что думаю.
– А что она может сделать? – Он снова повысил голос.
– Пусть занимается своим делом! Если не ошибаюсь, ей полагается защищать твою репутацию? А теперь она и меня представляет?
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Она не может помешать публикациям, – огрызнулся он.
– Черта с два не может! Она мигом выставила меня идиоткой, которая, не глядя по сторонам, выскакивает на проезжую часть, а про твои романы ей нечего сказать? Как насчет открытого заявления о том, что Райан Кристенсен не спит ни с Лорен Делани, ни с Сюзанной Страсс?
– Она этого не сделает, – твердо сказал он, – и ты не посмеешь ее об этом просить.
– Почему? – У меня выступили слезы. Райан против меня!
– Потому что противоречивость образа способствует продажам билетов.
– Просто не верится, – фыркнула я. – Моя жизнь, моя репутация могут отправляться в помойку, но боже упаси повредить продажам!
– Тарин, прекрати.
– Нет! Иди на фиг. Я здесь сижу, в бинтах, в гипсе… потеряв нашего первенца, и должна это хавать ради продажи билетов?! Знаешь что, Райан Кристенсен? Пошел ты…
Я бросила трубку.
У Эллен отвисла челюсть, но мне было уже плевать. Райан только что объяснил мне, на каком я месте в списке его приоритетов.
Через две минуты он перезвонил. Я не стала слушать и отключила телефон. Слезы лились ручьем. Перкосет уже не заглушал боли в ушибленных ребрах. Я положила подушку на пакет со льдом и безудержно разревелась.
– Тарин, милая, – утешала меня его мать, – не расстраивайся так.
У нее зазвонил мобильник.
– Я сейчас не могу с ним говорить, – выдавила я сквозь слезы.
– Райан, нельзя так огорчать Тарин. Ей нужно поправиться. – Эллен вышла с телефоном в кухню, но я все равно слышала ее голос. – Сынок, она потеряла ребенка. Ты должен бы понимать. Она в гостиной, плачет навзрыд. Ей и так хватает стрессов. Я знаю, милый, и тебе тоже…
Вернувшись в гостиную, Эллен протянула мне телефон:
– Он хочет с тобой поговорить.
– Скажите ему, пусть спросит Марлу, что я должна сказать. – Я утерла глаза рукавом.
– Тарин, – с материнской строгостью повторила Эллен.
Этого я уже не вынесла. Схватившись за край дивана здоровой рукой, я передвинулась к краю, чтобы встать, и вскрикнула от пронзившей тело боли.
– Не вставай, – упрекнула меня Эллен.
– Нет, мне надо встать, – выдавила я сквозь зубы.
Она хотела меня обнять, но на моем теле не было живого места. Кое-как подтянув под себя ноги, я медленно выпрямилась. Эллен все протягивала мне телефон. Я взяла трубку:
– Знаешь, когда я валялась на улице, то страшно обрадовалась, когда меня пристегнули к носилкам и сунули в машину. Потому что папарацци больше не могли снимать, как я лежу в луже крови. А когда фельдшер стал срезать с меня одежду, мне показалось, что меня насилуют. Я думала, это худшая минута в моей жизни. Потом врач сообщил, что во мне погиб ребенок, и я думала, что это – худшая минута. А теперь ты объяснил, что все это было не зря и мне следует жить во лжи и боли, лишь бы люди ходили на твои фильмы. Спасибо тебе. – Я закрыла телефон, вернула его Эллен и заперлась в спальне.
Через несколько часов Эллен постучалась ко мне:
– Тарин, милая, ты не проголодалась?
– Нет, спасибо.
Я промочила слезами целую пачку салфеток. Эллен за это время пять раз разговаривала с Райаном. Телефон у нее звонил каждые двадцать минут.
– Выходи, моя милая, надо поесть. Ты весь день голодная.
Мне было все равно; есть не хотелось, и я не стала ее слушать. Минут через десять в дверь снова постучали, на сей раз громче.
– Тарин, это Мэри. Открывай.
Приходилось отдать должное маме Райана – она была находчива.
– Я в порядке, Мэри. Дайте мне побыть одной.
Мне ни с кем не хотелось разговаривать – лишь упиваться горем.
– Привет, Пит, это Мэри. Приезжай к Тарин, надо выломать дверь ее спальни. Она заперлась. Захвати дрель, высверлим защелку. Что? Ногой вышибить?
