когда всё закрутилось, пришлось полагаться на женщин. А закрутилось всё как надо.
Ситифан, сообщивший ему, что Замиль похватала лучшие вещи (сложив их в его рюкзак) и исчезла, казался обеспокоенным, но не слишком сильно. «Теперь хоть на «Грифон» никого не приведёт», – обронил он.
А вот Салах встревожился. Не об их анонимности, тут уже поздно – исходя из того, что его выследили в Хергле, стукач почти наверняка Абдул, и «хори» и так знают, сколько их сбежало из Мадины и почему. А вот если проклятая дура решит вмешаться в его сделку с «Амином»… впрочем, нет, она его не знает и едва ли сможет кого-то найти так быстро. На что она вообще рассчитывает, в Сусе, одна, без знакомых и почти без денег? Воистину, кого Аллах желает покарать – лишает разума.
И всё же закрутилось всё именно после звонка Ситифана – и вот он уже в узком, душном кубрике «Грифона», на такой же узкой, неудобной несмотря на все старания Таонги койке. «Вам опасно сейчас двигаться, – говорил ему врач, – если начнётся внутреннее кровотечение, только Аллах и поможет».
Что ж, на Его милость и положимся. Дорога до порта была мучительной. За скорую для транспортировки да лекарства в путь врач содрал с него половину тех денег, что ещё оставались. Вся надежда – получить хоть что-то с «Амина», потому что сам зарабатывать он сможет нескоро.
– Ты поняла? – Салах попробовал осторожно повернуться к Таонге, но с трудом сдержал стон, когда плечо снова стрельнуло болью. – Ты должна будешь поехать на встречу с ними. Возьми ещё Джайду, вдвоём будет не так страшно.
Сидевший напротив Ситифан напрягся, как будто хотел что-то сказать.
– Вдвоём лучше, – повторил Салах, – Абдул и те, кому он передаёт информацию, пока ещё думают, что я мёртв. Значит, пока тебе ничего не грозит.
– А если кто-то всё-таки уточнил в больнице? – негромко спросил Ситифан. – Это не так сложно. Особенно если им было известно твоё фальшивое имя, это, как его – Гейдар бен…
– На это требуется время, – Cалах нахмурился, увидев, как по лицу Таонги мелькнула тень страха, – а мы не тянули. В любом случае, стоит рискнуть.
Осторожно протянув руку, он обхватил наладонник и подтащил его к себе, потом, сморщившись, поднял. Маль-амр мигал – пришли новые сообщения. Таонга потянулась, чтобы помочь, но Салах, сердито качнув головой, извернулся и провёл большим пальцем по экрану. Писали сразу два человека, оба с незнакомых номеров.
Поколебавшись, он кликнул по одному окошку.
«Говорил с нужными людьми, сегодня встречаемся. Ты передаёшь всё, что есть – получаешь деньги и пропуск. Потом исчезаешь из вилайета, а лучше даже – из Халифата. Пропуск – минус пятьсот истинных денаров из твоей оплаты», – писал незнакомец, и Салах видел, что тот установил «метёлочку», чтобы вычистить их разговор немедленно. Это тот самовлюблённый хлыщ, что представился как Амин, или кто-то из его дружков?
«Где мы встречались с Амином?» – неловко тыкая в экран левой рукой, набрал Салах.
«В кафе «Юкка кафа», рафик, – высветилось сообщение, – ты осторожен, и это хорошо. Мы тоже осторожны. Ты придёшь сам?»
«Придёт моя женщина, – Салах не попадал по цифровой клавиатуре, слова получались с ошибками, и он ругался сквозь зубы, – чёрная, спросишь, как её звали в детстве. Должна сказать «Албина». Можешь ей доверять».
«Никому нельзя доверять, – высветился через пару секунд ответ, и Салах видел, что «метёлочка» уже начала сметать первые фразы их диалога, – но я тебя услышал. Вот адрес, где мы встретимся, запиши быстро. И помни – врагов у тебя уже хватает. Не создавай себе новых».
Вспыхнула строка – напротив второго входа в Рибат, в «Дахле». Кофейня, чайная? Или вообще брадобрейня? Поди разбери.
– Таонга, – вполголоса окликнул он, – запоминай адрес.
Собеседник удалил окошко их диалога, и без того вычищенное «метёлочкой», уже через две минуты. «Амин», или кто там был от него, осторожничает. Тут можно понять. Но по-прежнему мигало окошко второго диалога, и Салах не сводил с него глаз. Почти наверняка это Абдул, думающий, что он мёртв, и его наладонник сейчас у Таонги. Или уже догадался, что его дурачат? На миг Салах испытал острое желание открыть его, набрать Абдула и голосом сказать, что однажды он вернётся в Мадину, найдёт своего прежнего рафика и доходчиво, при помощи морского ножа объяснит, что случается с крысами. Он подавил вспышку гнева – бесполезно злиться, а тем более угрожать кому-то сейчас.
– Возьми наладонник и ответь ему, – сказал он Таонге, та кивнула и приняла устройство из его руки.
Под его взглядом она нажала на окошко и, нахмурившись, начала читать то, что там было написано. Несмотря на всё своё нетерпение Салах её не подгонял – он помнил, что нигерийка с трудом разбирает арабский.
– Это Абдул, – наконец сказала она и подняла глаза, – он говорит, что хочет поговорить со мной голосом.
– Пусть говорит, – сказал Салах, – но ты включи громкую связь… хотя нет, не надо. Если он это услышит, то поймёт, что кто-то есть рядом. Дураком он всё же не был. Говори с ним, делай вид, что ты испугана и потрясена.
Последнее уточнение было лишним – Таонга и правда была испугана и потрясена. Что, интересно, скажет его бывший напарник?
Салах не долго строил предположения – зазвучала популярная песня на тунисском диалекте, которую он поставил на звонок, и Таонга, прикусив губу, клацнула по кнопке приёма и поднесла наладонник к уху. Послышался мужской голос, но сколько он ни напрягался, слов было не разобрать. Таонге не пришлось много говорить – она отвечала только «да», «поняла», «но если…», и выглядела такой несчастной, что Салах на мгновение испытал к ней острое сочувствие.
Глянув на Ситифана, он увидел, что рыбак с нехорошей усмешкой барабанит пальцами по стоявшей возле кровати тумбочке. Про предательство Абдула Салах уже успел ему рассказать, на что Ситифан ответил, что крыс у них принято травить. Салах кивнул ему и вдруг увидел, что тот протянул здоровую руку к лежавшему перед
