— Ну, лейтенант, я из рапорта знаю, что у тебя хорошие аналитические способности, но такого вывода, признаться, даже не ожидал! Нет, можешь не волноваться, ничего противозаконного. Просто я считаю, что моим парням такая подготовка не помешает.
Что ж, остается только поверить полковнику на слово и поинтересоваться, когда нужно приступать.
— Да прямо сегодня и приступайте. В роте четыре взвода, службу они несут сутки через трое. Тот взвод, что сегодня сменился — в вашем полном распоряжении до шести часов вечера. Завтра будете работать со следующими, и так — по кругу.
— Где будут проходить занятия? Полигон нужен, пусть даже самый маленький. И стрельбище.
— База роты — на Военведе, там у них и стрельбище и здание для тренировок по освобождению заложников, думаю, для занятий будет достаточно. Вы на машине? Я проедусь с вами: и дорогу покажу, и командиру роты вас представлю.
С командиром ОРСН капитаном Веденеевым мы общий язык нашли сразу. Видимо, он внутренним чутьем почуял во мне родственную душу. Потому и обошлось без почти неизбежных в таких ситуациях стычек, когда подразделение проверяет неизвестно откуда нарисовавшегося инструктора «на слабо». Ну, и хорошо. На все эти «обнюхивания» и выяснения, у кого яйца больше и крепче, порой, уходит слишком много времени и сил, которые можно потратить на что-то более важное. Так что, лучше обойтись без них.
Первое занятие с каждой группой я решил посвятить проверке уровня их подготовки. И физической, и огневой, и тактической. Результатами остался доволен: и бегали ребята хорошо, и стреляли, и о работе в двойках-тройках представление имели, и языком жестов владели. С такими работать — одно удовольствие. Вот я и работал. Учил армейской, а не антитеррористической методике зачистки зданий и помещений, когда нет необходимости беспокоиться о безопасности заложников, а нужно просто убить всех, кто находится внутри, быстро и, желательно, без потерь со своей стороны. Учил правильно двигаться вдоль улицы: по обеим сторонам, прикрывая друг друга крест на крест, когда группа, идущая слева контролирует окна и крыши домов справа, и наоборот. Учил досматривать и зачищать дворы в частном секторе, когда из-за сложной, порою непредсказуемой планировки выстрела можно ждать откуда угодно, и нужно быть предельно осторожным и внимательным. Показывал, как взаимодействовать с бронетехникой, когда пехота прикрывает от вражеских гранатометчиков танк или бронетранспортер, а при необходимости, сама укрывается за ними и ждет, когда «броня», в свою очередь, подавит обнаруженные пехотой огневые точки и опорные пункты обороны противника. Основные принципы корректировки огня артиллерии, и наведения авиации я тоже объяснял. Учил наводить по ориентирам и по «улитке». Словом, учил всему тому, чему научился за долгие годы своей службы. А больше всех гонял напарника. Когда еще такая оказия подвернется? И полигон, и техника, и прочая матбаза, и патронов на стрельбы не жалеют, а главное — есть массовка. Это вам не вчетвером в старом сарае Кузьмы штурмовую группу изображать! А из Толи я планирую в скором времени сделать не только бойца, но и командира как минимум взводного уровня. А то мало ли, как жизнь повернется? Начали тут в моей голове потихоньку зарождаться кое-какие планы на будущее. Не век же вдвоем с Курсантом по горам бегать? Есть идеи и получше…
Таким вот образом и пролетели у нас почти две недели жизни. Днем мы тренировались, вечером Толя устраивал мне экскурсии по своему родному городу, который мне с каждым днем нравился все больше. Его улицы, на которых, как впрочем, почти везде, где до этого побывал, почти не было машин, но по которым с задорным дребезжанием носились по рельсам трамваи и — я сперва даже глазам своим не поверил — лихачи-извозчики. Похожий на уменьшенную копию московского Храма Христа Спасителя центральный кафедральный собор, окруженный, по какой-то странной прихоти градостроителей большим и шумным центральным рынком. Многочисленные парки и скверы. Памятники. Заселенная преимущественно армянами, но армянами местными, коренными ростовскими, Нахичевань, с ее шашлычными на каждом углу. А в каждой — видов по двадцать шашлыка, хачапури с соленым сыром, отличное домашнее молодое виноградное вино. Развеселый ЛеБерДон — левый берег Дона. Этакий местный Бродвей. Или Арбат… Нет, оба сравнения не совсем удачные. Словом, ЛеБерДон — это довольно большой район состоящий из одних только развлекательных заведений, кафе, ресторанов и прочего в этом же духе. Почти Лас-Вегас, только маленький и игорных заведений куда меньше.
Чаще всего компанию нам составляли парни и девушки из числа Толиных друзей. Первые пару дней впечатленные нашим крутым видом, свободно носимыми везде пистолетами и «прокачанным» УАЗиком, парни начали было выяснять, а как можно попасть к нам на Терской Фронт. Отвечать за жизни этих балбесов перед их родителями мне совершенно не хотелось и однажды, выбрав момент, когда девушек рядом не было, я им просто показал на экранчике фотоаппарата результаты наших с Курсантом «художеств». Причем, специально выбрал самые жуткие. А потом от себя добавил, что потери среди наемников-новичков очень велики, и Непримиримые вытворяют с ними почти то же самое, а порой и хуже. Вид после этого просмотра ребятишки имели весьма бледный, походку — макаронную, в наемники им явно расхотелось, зато авторитет и мой, и Толяна взлетел просто до небес.
Кроме того, я умудрился подружиться с дежурным связистом в Управлении, выяснил позывной узла связи в Комендатуре Червленной и с наглой рожей поздними вечерами связывался через ЗАСовскую аппаратуру с дежурящей у себя на узле Настей. Согласен, нарушение. И если б поймали — взгрели по полной. Но ничего поделать не мог — скучал, а потому раз за разом шел на должностной проступок, обдуманно и целенаправленно.
А потом, одной далеко не самой прекрасной ночью, мне приснился яркий и пугающе реалистичный сон. Я, одетый в «горку» и черную бандану наемника, стою на трибуне перед строевым плацем, а по плацу, печатая шаг, будто на параде, проходит мой Отряд. В парадной сине-серой форме, с оружием, при орденах и медалях. Проходят мимо, держа равнение на трибуну, на которой кроме меня никого нет. Я смотрю на лица давно погибших друзей, а они, четко держа равнение на право, проходят вперед и исчезают. Следом за колонной бойцов ОМОН видна другая — в армейском камуфляже и с шевронами Внутренних Войск, возглавляемая широкоплечим лейтенантом в краповом берете. Идущие за ним солдаты — куда моложе моих товарищей, почти мальчишки, но лица у них суровые и серьезные. Я понимаю, что все они куда-то уходят, причем навсегда, и страшно боюсь остаться один, без их поддержки. А еще не могу понять, почему они уходят.
