от нас.
– В том-то и дело, что зависит не от нас, – Ситифан смотрел на него всё так же угрюмо, – а я такое очень не люблю. Знаешь, как это – чувствовать себя грёбаным муравьём?
– Знаю, – коротко сказал Салах, и оба умолкли.
Ожидание тянулось тягостно – секунды падали каплями арганового масла, складывались в минуты. Прошло полчаса, потом час. Ситифан тяжело поднялся и проковылял из кубрика, оставив открытой дверь – из неё пахнуло портовым гомоном, запахом моря и машинного масла. Всё тяжелее становилось просто лежать, ничего не делая, но каждая попытка пошевелиться отдавалась болью, и Салах с отвращением чувствовал, что ему надо бы помочиться, а значит, придётся просить Ситифана принести ему купленное в больнице судно – едва ли он сейчас добредёт сам до маленького клозета в конце катера и всё там сделает сам. Так это просто помочиться, а что будет, когда…
Ситифан появился в дверях, всё такой же мрачный, как и был, схватившись рукой за кольцо, прикреплённое над дверью, одним прыжком опустился на койку и с болезненной гримасой вытянул повреждённую ногу. На тумбочке рядом с кроватью по-прежнему лежал его наладонник. Ладно, делать нечего.
Раздался негромкий звук, как удар колокола. Салах вздрогнул, но тут же сообразил, что это знак входящего сообщения. Он приподнялся на подушке, не обращая внимания на боль под лопаткой и в плече, и увидел, что Ситифан тоже резко выпрямился и здоровой рукой нервно хлопает по экрану наладонника, видимо, пытаясь снять защиту.
«Хороша же у нас команда, двое калек, – мелькнуло у него в голове. – Если б «хори» хотели нас убить здесь, могли бы слать пятнадцатилетнего пацана, справился бы с обоими».
Ситифан между тем смог-таки разблокировать наладонник и наклонился, чтобы прочитать сообщение, но в этот миг воздух прорезал звук гудка, и старый рыбак выругался сквозь зубы по-итальянски. Ударив по экрану указательным пальцем, он, видимо, смог как-то переключить устройство на громкую связь, потому что в ту же секунду каюту заполнил шум: сливающиеся воедино выкрики, звуки работающего двигателя и в следующую секунду панический голос Замиль.
– Это ловушка, Стефано! Здесь толпа… – тут её голос пресёкся, заглушённый каким-то шумом, – они убьют нас!
– Замиль! – они выкрикнули одновременно, опять послышался какой-то треск, удар, потом далёкий звук выстрела.
– Где вы? – выкрикнул Салах. – Что у вас происходит?
– Мы недалеко от Рибата! – опять зазвучал задыхающийся голос Замиль. – Здесь целая толпа, знаки Ордена Верных! Они ищут нас!
– Бегите оттуда в людное место, хватайте любое такси и в порт! – Салах кричал, понимая, что советы его звучат глупо, а девушка, вероятнее всего, даже не сможет их разобрать.
– Их здесь много! – в голосе Замиль звучал ужас. – Салах, они убьют нас тут, они…
На заднем фоне раздались звуки, словно машина врезалась в витрину, потом прозвучал выстрел, ещё, и наступила тишина. Связь оборвалась.
Салах посмотрел на Ситифана, тот – на него, оба окаменевшие от страха.
– Там ведь и несчастная Джайда, – тихо пробормотал рыбак.
[1] Еа ражуль (араб.) – старина.
[1] Fandeme (дат.) – популярное датское ругательство, сокращённая форма от «пусть меня пожрёт Сатана».
[2] Fottuto (ит.) – грёбаный.
[1] Сайида (араб.) – добропорядочная женщина, леди.
[1] Шейх – здесь в значении «учитель».
[2] Mode de vie (фр.) – образ жизни.
[3] В исламе тоже существует эта поговорка.
[4] en espèces (фр.) – наличные.
[5] Инкилаб (араб.) – переворот, смена власти, коренные изменения.
[1] Масида-фи-ран (араб.) – мышеловка.
[2] Кахаба (тунис.араб.) – доступная девушка, сучка.
Глава четырнадцатая
Наверное, она должна была что-то почувствовать с самого начала. В происходящем, в самом воздухе Суса, дрожавшем над тротуарами и проспектами масляной от жары плёнкой, почувствовать то, что подсказало бы – опасность близка. Но не почувствовала ничего. Она боялась, конечно, но она давно боялась, наверное, с самого их бегства из Мадины. Даже очень боялась после того, как, сидя за столиком в «Аль Мусаид» вместе с Джайдой, узнала того чёрного парня и поняла – за ними следят. Тогда она решилась быть с Таонгой, с Салахом, с кем угодно, в ужасе от перспективы оказаться сейчас одной.
Пока они сидели за столиком вдвоём (заказав чайничек сладкого мятного чая и успев его приговорить), Замиль сходила в туалет и успела по пути сама посмотреть на того парня, хотя все сомнения отпали. Да, это тот, кто был тогда в пансионе у Таонги. Возвращаясь к столику, Замиль боролась с постыдным желанием втянуть голову в плечи, чтобы стать невидимой. Глупо, конечно – ведь тот уже успел прекрасно их рассмотреть и, наверное, передать все данные куда надо. Она ощутила, что, хотя только что побывала в туалете, живот подводит опять, и выругалась. Ну же, не время праздновать труса, Замиль! По крайней мере здесь, при всём народе, он ничего тебе не сделает.
– Таонга написала, – встретила её сосредоточенная Джайда, протягивая наладонник, – сказала, что мы должны увидеться с ней. Съездить, куда она скажет, а потом вернуться вместе на «Грифон».
Замиль молча кивнула и подняла руку, подзывая официанта. Когда они выходили из кофейни, она не утерпела и оглянулась, почти уверенная, что тот парень следует за ними, но нет – он не поднялся из-за своего столика. Зато вытащил свой наладонник и начал что-то в нём набирать.
– Kors i røven[1], – пробормотала Замиль себе под нос, и Джайда обернулась.
– Что ты сказала?
– Неважно. Слушай, нам придётся быть осторожными.
И они, раскрыв дверь кофейни, нырнули в пронизанную гудками машин и разноязыкими выкриками жару.
Замиль по-детски надеялась, что всё будет очень быстро – раз, и Таонга им скажет, куда ехать, они тут же одна нога здесь, другая там смотаются, а потом укроются в тесном, но всё-таки надёжном кубрике «Грифона». Ничего плохого просто не успеет случиться.
В детстве подружка сказала ей, что если
