— Так. И кто тебя освободил?
— Он. — Гепид показал на Коршунова.
— Он действительно пил-кентурион и префект?
— Да.
Красный был лаконичен: ему уже приходилось иметь дело с римским правосудием, и он знал, как себя вести.
— Допустим. — Толстяк поглядел на Коршунова. — А где твое кольцо, кентурион? И почему ты голый?
— Голый потому, что мне не дали одеться. А кольцо сперли твои герои. И лучше бы им его отдать, иначе… — Тут Алексей замолчал, вовремя сообразив, что угрожать в его положении не стоит.
— Иначе — что?
— Иначе пусть пеняют на себя.
— Да ну?
Толстяк подозвал одного из вегилов, пошептался с ним, и тот вышел.
— Подождем, — сказал толстяк.
Ждали они минут пятнадцать, потом вегил вернулся и положил на стол Коршуновское золотое колечко.
— Ага, — сказал толстяк. — Твое?
— Мое.
— Ага. А теперь скажи мне, кентурион, почему ты набросился на «бодрствующих», когда они арестовали оскорбителей Аполлона?
— Не думаю, что Аполлон имеет к этому отношение, — сказал Коршунов.
— Откуда ты знаешь? Ты что, принадлежишь к поклонникам арамейского божка?
— Не твое дело, — буркнул Коршунов. — Вызови своего начальника. Это дело не твоего уровня.
— Думаю, ты прав, — согласился толстяк. — Придется послать за господином префектом.
— Господин префект будет очень недоволен, — заметил один из вегилов.
— Что ж, — сказал толстяк. — Нашей вины здесь нет. Пусть за его недовольство ответит этот кентурион.
Глава восьмая
Начальник префектуры охраны Секст Габиний Оптимиан
Начальник префектуры охраны Секст Габиний Оптимиан был действительно очень недоволен, когда ему пришлось покинуть цирк.
Когда перед ним предстал (уже одетый, а не голый) задержанный кентурион, префект Габиний не стал скрывать своего недовольства. Несколько минут он злобно поносил и своих подчиненных, и префекта ауксилариев, который лезет не в свое дело. Потом, выговорившись, поинтересовался, к какому легиону приписаны вспомогательные войска, подчиненные Коршунову.
— К Одиннадцатому Клавдиеву, — буркнул Алексей. — Это выбито на моем кольце.
— Поглядим. — Начальник вигилов поднес к глазам золотое колечко. — К Одиннадцатому, значит? А кто твой легат?
— Префект, — поправил Коршунов. — Префект легиона Геннадий Павел, личный друг богоравного Августа Максимина… И мой тоже, — добавил он для авторитетности. — Префект Геннадий будет очень недоволен, если ты немедленно не освободишь меня и моего человека!
— Ах вот как! — Глаза префекта Габиния вспыхнули. — Значит, префект Геннадий будет очень недоволен? — произнес он совершенно другим, вкрадчивым голосом. — Он действительно твой друг?
— Мой лучший друг! — подчеркнул Коршунов. — Имей это в виду и не забывай!
— Я ничего не забываю, варвар! — В голосе Габиния проявилась нотка торжества. — Опцион! Видишь этого варвара, похитившего у кого-то золотой перстень кентуриона? Суньте его в самую вонючую яму и держите там, пока у меня не найдется время выяснить, кто он и каковы его преступления!
— Ты с ума сошел! — воскликнул Коршунов, но Габиний уже покидал префектуру.
Через полминуты он уже плюхнулся в носилки и скомандовал рабам:
— В цирк Флавиев! Бегом!
Черепанов прибыл в префектуру порядка через час после отбытия ее начальника. Прибыл вместе с двумя адвокатами. Разговаривал с ним помощник префекта, тот самый толстяк, который допрашивал Коршунова.
Да, признал субпрефект, сегодня задержали шайку христиан… Да, среди них был некто, утверждавший, что он — кентурион. Где он? В яме. По личному распоряжению господина префекта. Нет, выпустить его немедленно никак невозможно. Это сделать может только господин префект, более никто… И не надо на него, субпрефекта, кричать. Он строго следует букве закона, и присутствующие здесь юристы могут это подтвердить…
Юристы мялись… Знали, что положения закона работают исключительно против интересов клиента, а терять солидный гонорар очень не хотелось.
— Значит, никто, кроме господина префекта? — с угрозой проговорил Черепанов. — Ну смотри, жирная крыса, я тебя предупредил!
Субпрефект только пожал плечами. Он действовал по закону и в присутствии дюжины вегилов чувствовал себя в полной безопасности.
Разъяренный Черепанов вылетел из префектуры. Он очень жалел, что не прихватил с собой десятка два Коршуновских готов.
— Можно обратиться к претору… — промямлил один из юристов. — Мы могли бы… Только претор сейчас наверняка…
— Пошли вон! — рявкнул Черепанов, взлетая в седло. — Без чернильниц обойдусь!
И поскакал к палатину.
Ничего, скоро он покажет гнилой столичной шушере, что бывает, когда трогают армию…
После его ухода субпрефект вызвал дежурного опциона «бодрствующих».
— Вызови-ка сюда пару кентурий, — сказал он. — Этот Максиминов дикарь просто так не отвяжется.
— Может, лучше отдать того кентуриона? — предложил дежурный. — Еще навлечем на себя гнев Августа…
— Август — в Германии, — сказал субпрефект. — А Секст Габиний — в Риме. Ты, главное, думай, чтобы его гнев не навлечь!
И опцион отправился выполнять распоряжение.
Геннадий Черепанов вернулся через полтора часа. С двумя десятками Коршуновских готов во главе с Ахвизрой и двумя контуберниями преторианской гвардии под командой трибуна, высокого и совсем юного.
Вегилы, возглавляемые (если можно применить это слово к тому, кто держался позади) субпрефектом, их уже ждали.
— Не пущу! — заявил субпрефект.
Учитывая десятикратное численное превосходство «бодрствующих», он мог себе позволить такое заявление.
— Можно, я его зарежу? — хищно оскалясь, поинтересовался Ахвизра.
— Не сейчас, — сказал Черепанов. — Учти, толстяк, я тебя запомнил. И он — тоже.
— Не пугай! — фыркнул субпрефект. — Все равно не пущу!
— Меня тоже не пустишь? — спросил, шагнув вперед, командир преторианцев.
Субпрефект открыл рот, чтобы высказать свое отношение и к юному трибуну, и к гвардии вообще: вегилы и преторианцы в последнее время не очень ладили, поскольку не ладило их руководство… Но пренебрежительные слова застряли у субпрефекта в горле, потому что он узнал «трибуна».
— Э-э-э… Нет, конечно, нет, богоравный доминус! Эй, вы, а ну посторонитесь!
