– Это не от недоверия к вам и вашим людям, – убеждал он их. – Наоборот, вверяю вам самое главное. Если строй где-то гнуться станет, значит, в этом месте приходится жарче всего. Туда-то я вас и пошлю. Татары только ликовать начнут, что наше левое крыло назад подалось, ан глядь, а там Зван со своими путивльцами и Пелей с ольговцами. Только поганые обрадуются, что правое погнули, а там уже Спивак с суздальцами и Груша со вщижцами. Тебе же, Юрко, и вовсе стыдно должно быть, – обратился он к тысяцкому Ряжского полка. – Самое что ни на есть ответственное дело в твои руки передаю – ставку мою защищать, последний смертный бой принимать, если что, а ты недоволен, – и тут же всем пятерым: – Вот и выходит, что от вас весь исход битвы зависит. От вас и от Басыни.
Затем снова обратился ко всем прочим, решив использовать простую, но доходчивую агитку времен Великой Отечественной:
– Сейчас вам надо через сотников и десятников довести до каждого человека то, что я вам скажу. Да, враг зол, умен, силен и упорен в бою. Воевать он привычен, и ратные навыки у него хорошие. Но их даже чуть меньше, чем нас. Так что достаточно каждому нашему воину убить всего одного степняка, и мы победим. Всего одного. А уж если двоих, то и вовсе хорошо. К тому же они о нас ничего не знают, а потому будут воевать по-прежнему, как обычно, а мы к этому готовы.
Не преминул он и еще раз повторить все, что знал о монголах. И как они начинают бой, и как норовят напугать, и как стараются увлечь за собой в погоню, чтобы поломать вражеский строй. Напомнил тысяцким, что их люди всему обучены, но еще раз предупредить их обо всем этом не помешает, чтоб были готовы и к туче стрел, и к прочему.
И еще одно под самый конец решили – выбрали поединщика. Вообще-то такой архаизм Константин не одобрял. Это же не спортивное соревнование, а битва. Но монголы обязательно выставят своего, и что тогда делать? Отказаться? Получится, что струсили русские ратники, а это – подрыв боевого духа, так что деваться некуда.
К тому же все равно из русских рядов непременно кто-нибудь выйдет, не вытерпев монгольских насмешек, и не факт, что им окажется самый лучший. Скорее, самый горячий. Возьмет и погибнет, а это дурная примета. Ратники – люди суеверные Им это поражение непременно в память западет, так что лучше и впрямь заранее найти лучшего бойца, который наверняка сможет одолеть противника.
– Сразу говорю, тысячники пусть себя даже и не предлагают. Не их это дело, – отчеканил рязанский князь, заметив, как сразу поскучнели лицом Юрко Золото, ростовский Лисуня и еще трое.
К сожалению, подлинных мастеров мечей и копий – Нефедия Дикуна, Александра Поповича, Добрыни Златого Пояса и прочих – здесь не было. Все они укатили за море. Приходилось выбирать из рядовичей.
После некоторых споров все пришли к выводу, что навряд ли удастся сыскать кого-нибудь лучше Кокоры из Ожского полка. Он и мечом неплохо владел, и копьем, да и в седле отлично держался. А уж силу в руках и впрямь имел непомерную. Константин этого парня тоже хорошо помнил еще по своему первому княжьему суду, который он проводил когда-то в Ожске,[165] так что выбор одобрил.
Этим же вечером рязанский князь наложил строгий запрет на участие в битве своих родичей – Ингваря и Давыда Ингваревичей. Правда, двоюродные племяши вытребовали с него оговорку. Если дело на каком-нибудь из флангов худо будет, то именно они с резервными полками пойдут затыкать брешь. К тому же на правом крыле одним из запасных, как назло, был Вщижский полк, набранный в Черниговском княжестве, где правил Ингварь, а на левом – Путивльский. Этот относился к Новгород-Северскому княжеству, то есть был родным полком Давыда.
Утром обеспокоенный Субудай прислал еще трех человек, которые передали упрек монгольского полководца, что, мол, князь Константин нехорошо поступает, удерживая у себя послов, на что рязанский князь только изумленно развел руками и пояснил:
– У нас на Руси дорогого гостя будить не принято. Всегда дожидаемся, чтоб он сам проснулся. И вовсе я их не держу, а если не верите, то сейчас мы вместе с вами к ним и пройдем.
Сказано – сделано. Тут же всю новоприбывшую троицу подвели к шатру и широко распахнули полог, чтобы каждый из них мог полюбоваться на двух отчаянно храпящих монголов, которых Константин накануне распорядился напоить до бесчувствия, чтоб они проспали не меньше чем до полудня. Разглядывая спящих, рязанский князь по достоинству оценил труд Юрко, приставленного к ним вчера. Приказ был выполнен даже не на сто, а на все двести процентов.
«Нет, даже на триста», – поправился он, наблюдая, как усердно и безрезультатно пинают их ногами приехавшие монголы. Лишь через несколько минут спящие наконец проснулись и открыли мутные бессмысленные глаза.
«Ай да Мойша, ай да молодчина, – подумал рязанский князь. – Интересно, чего же он им такого душевного в медовуху влил, что они до сих пор не оклемаются? Нет, все-таки здорово, что он уцелел».
Лекарь киевского князя сам явился к Константину через день после того, как его воины под Желнами не только уничтожили две монгольские сотни, но и освободили пленных ратников, взятых в полон в битве под Калкой. Были в их числе и галичане, и смоляне, и киевляне.
В то время Субудай еще не решил, будет он брать русские города или нет. Если да, то полон не просто нужен – необходим. Ну не самим же монголам рубить и таскать лес для изготовления таранов и стенобитных машин. Это работа не воинов, а рабов. Был у него пяток китайцев, которые разбирались в этих вопросах, но их деревья валить тоже не пошлешь – хиловат народец.
Явившись к князю, Мойша с победоносным видом заявил, улыбаясь до ушей:
– А я таки говорил, что еще немножечко поживу. – И, посерьезнев, отвесил низкий поклон. – Благодарствую, Константин Володимерович, на мудром слове. Если бы не твой совет, то я бы точно не уцелел.
– А в полон все-таки угодил, – заметил рязанский князь.
– А в этом виновато мое нетерпение, – отозвался Мойша. – Стон услышал, вот и вылез, чтоб раненого перевязать. Тут-то меня и сцапали.
С тех самых пор он и возглавил всю лекарскую службу. Да и не только лекарскую, судя по тому, какое знатное угощение он приготовил для послов.
Прибывшие монголы и дальше не особенно церемонились со своими пьяницами, энергично погнав их к лошадям.
– Так что ты решил, князь? – обратился к Константину старый воин, возглавлявший новое посольство Субудая.
– Как я могу что-то решить, если до сих пор не видел самих подарков? – развел рязанский князь руками. – Опасаюсь я, что они скудны. Уж больно легко вы их отдаете. Я вот как мыслю, – предложил он. – Давайте-ка я к вам пришлю пяток своих людей. Пусть они все как следует осмотрят и перепишут. Тогда и решать станем.
