Манёвры, как их назвал Палыч, закончились победой оборонявшихся, поскольку их было всего вдвое меньше нападавших. А по военной науке, как говорили тренеры, нападавшие несут втрое больше потерь, чем обороняющиеся. Так, что наука доказала свою правоту, а парни убедились в необходимости дальнейших тренировок, слишком очевидны оказались ошибки. Едва все отдышались после штурма, сырые, распаренные, в обледеневшей одежде, несмотря на крепкий мороз, Андрей объявил марш-бросок в посёлок, на лыжах. Лыжи, как раз успели сделать к манёврам, настоящие охотничьи лыжи, обшитые шкурой лося, чтобы не скользили назад. Лосей выслеживали и брали три недели сами ученики, заодно принесли в семьи по пуду-другому свежей лосятины. Как раз на пельмени к Рождеству, порадовали родных, не зря каждый день баловством занимались. Скатиться с горы на лыжах не составило труда, уже через час все собрались в тренировочном зале, как назвал Андрей сарай для занятий.
Валентина не только наготовила еды на всю команду, но и затопила печь в зале, понимая, что изба Андрея всех не вместит. Ребята развесили сушить одежду, переоделись в тренировочные костюмы, уселись за столы. В честь праздника тренеры угостили всех варёной картошкой и солёными помидорами, которые спешили попробовать парни. Хватало и других постных блюд, рыбы, квашеной капусты, пареной репы, мочёной брусники.
— Жаль, что пост не закончился, Андрей Викторович, — вздыхали проголодавшиеся ученики, — сейчас бы мяска от наших лосей, совсем другое дело.
— На мясе каждый сможет силу показать, — улыбался Палыч, — вы на траве покажите своё здоровье.
— Ещё лучше, давайте проверим таблицу умножения, — подхватил разговор Андрей, раскрасневшийся от долгой прогулки по зимнему лесу, — Афоня, сколько будет семью восемь?
— Пятьдесят, пятьдесят, — зашевелил губами тугодум-здоровяк, вспоминая таблицу, — пятьдесят шесть!
— Восемью три? — обернулся Иван Палыч к младшему брату Валентины, Быстрову Феде.
— Двадцать четыре, — шустрый и смекалистый парнишка не уступал старшим.
Пока Андрей с Палычем играли в манёвры с ребятами, Владимир отремонтировал заводскую пилораму, что установили для распиловки досок ещё при строительстве завода. Привод пилорамы был от водяного колеса, силы воды в пруду хватало на все шестнадцать заводских водяных молотов, да ещё, видать оставалось. За десять лет работы, почти непрерывной, с перерывами на ремонт, пилорама порядком износилась. Управляющий собирался заказывать новую в Казани, ближе таких не делали. А Владимир взялся заменить изношенные детали, да умудрился на один привод вторую пилораму посадить. Да так, что обе ещё быстрее работать стали. Летом и осенью он с помощниками установил свою пилораму, к первому льду запустил её в работу. Управляющий дал разрешение на такую машину, чтобы увеличить производство досок для заводских нужд. Потому и пилорама получилась казённая, все доски от неё шли в завод, излишек продавали своим рабочим на обустройство. Пилёные доски, конечно, хуже тёсаных вручную, быстрее гниют, но, цены управляющий на них установил почти вдвое дешевле, чем просили плотники за тёсанные. Потому заводские доски стали брать и строиться, спешил народ, пока недорого.
Немцу же, Владимиру, управляющий выплатил за постройку пилорамы двадцать пять рублей серебром и назначил его бригадиром в кузнечный цех. Вышло так, пока Андрей занимался баловством, Владимир выбился в бригадиры, усмехались рабочие, узнав о назначении немца бригадиром. Впрочем, зная добрый нрав Владимира Анатольева Кожевникова, многие радовались такому назначению, этот в зубы кулаком не полезет, если где оплошал. Новый бригадир сразу предложил переделать одну из печей в литейном цехе, чтобы жарче сделать, и, уговорил начальство. Вместе с Андреем, немец переделал печь, затем закалил в ней железные пруты так, что ни один мастер не мог поверить. Сам управляющий приходил, чтобы посмотреть на немецкую закалённую сталь. Тут, видать, Владимир и пролез к нему с предложением собрать сверлильный станок на заводе, чтобы продавать в казну не только слитки железные, да листовое железо. За готовые изделия можно выручить больше, разговоры о войне с турками который год идут, немец и предложил Алимову пушку изготовить.
Такие дела все рабочие понимали, одно дело, за бесценок железные слитки да листовое железо гнать, совсем другое — пушки делать. Тут и рабочим может оплата вырасти, завод в оружейные переведут, всяко пушка дороже железного листа выйдет. Все заинтересовались этим делом, от управляющего, до простых рабочих. Владимиру дали помощников и место предоставили, возле кузнечного цеха, чтобы его станок к водяным колёсам прицепить. Так, немец две недели без отдыха работал, а станок свой сварганил и, аккурат, перед Рождественским постом показал начальству. Свёрла для станка он, как раз, в переделанной печи закалил, да так, что они железо не хуже масла резали. Тупились, понятное дело, но не сразу, на полчаса работы хватало.
Начальство, как немецкий станок увидело, вовсе головы потеряло, начали ахать и охать, расспросы завели, откуда, мол, такое чудо? Тот, не будь дураком, заявил, что сам из головы выдумал, нигде в мире такого чуда нет и долго не будет. Наши рабочие, понятное дело, не поверили, больно уверенно ладил Владимир-от свой станок, сразу видать, что не первый раз собирает. Но, своего брата-работягу выдавать не стали, станок добрый вышел, грех жаловаться. При виде такого станка начальство ахнуло, да ещё после того, как Владимир лично расточил два отлитых пушечных ствола. И, сделал это на глазах изумлённого начальства, всего за пару часов, заменив, пять свёрл. Глубина отверстий, правда, были всего в аршин длиной, пушек таких коротких не бывает.
Одним словом, убедил немец управляющего и главного инженера, вместе со всеми мастерами, разрешили они отлить пару заготовок под настоящие длинные пушки. С этими отливками опять немцы стали возиться, вдвоём выбирали руду, добавки, присушки разные подкидывали. Печь отдельную выбрали, всю плавку возле неё вдвоём простояли, то и дело подсыпали свои присушки. Грешным делом, рабочие ждали, что плясать начнут, словно шаманы вогульские. Нет, обошлось, плавка прошла без колдовства, Андрей даже «Отче наш» прочитал напоследок, восемь раз. Должно быть, потому и вышла отливка редкостного качества, даже мастера удивились, как можно такое железо сварить сразу, без перековки. Алимов, управляющий, уже тут, как тут. Ходит, выспрашивает, что, да, как? Подручные его, старшие мастера, быстро стали всё записывать, пока не успели забыть, какой руды, сколько угля, да запутались в присыпках. Их, видишь, немцы никому не рассказывали, что там в этих добавках, никто, кроме них, не знал.
