Ричард повел меня к двери, обнимая за талию. Обернувшись, я посмотрела на Джека – и ничего не смогла прочесть по его бесстрастному лицу. Я печально улыбнулась на прощание мужчине, который рисковал собой, спасая мою жизнь. Казалось, оставлять его вот так – сродни незавершенному делу или неоплаченному долгу. Хотя, может, это чувствуешь всегда, если обязан кому-то жизнью.
В машине я не возмущалась поведением Ричарда. Перед нами стояли куда более серьезные проблемы. Чем ближе мы подъезжали к дому родителей, тем острее ощущалась глобальность катастрофы. Когда такси остановилось и Ричард достал портмоне, чтобы расплатиться с водителем, я положила руку ему на плечо.
– Давай ты сначала съездишь к себе, умоешься и переоденешься?
– Разве тебе не будет легче, если я пойду с тобой?
Тоскливо покачав головой, я поцеловала его в надежде, что меня поймут правильно.
– Что бы мы ни сделали, легче не будет. Просто приезжай чуть позже, хорошо?
Я вылезла из такси и направилась к дому. Жаль, что моя смелость была такой же фальшивкой, как и благодарность, которую Ричард испытывал к моему спасителю.
Родители сидели за кухонным столом. Папа вскочил, как только я зашла, и сгреб меня в по-отечески крепкие объятия, пытаясь выразить свою любовь и тревогу. Я позвонила ему из больницы, поэтому он уже знал про Эми. Судя по красным глазам, он тяжело принял случившееся. Мои подруги заглядывали к нам при любой возможности. Родителям они были практически как родные.
– Чай будешь? – хрипло спросил он. – А то в этих больницах обычно предлагают всякую дрянь.
Пить совершенно не хотелось, но отцу следовало себя чем-то занять и успокоиться, поэтому я кивнула.
Пока он возился с чайником, я села рядом с мамой. Теребя в руках скатерть, она повернулась ко мне со страдальческим выражением на лице, невероятно похожим на мое собственное – точно я смотрела в волшебное зеркало будущего. Раньше это успокаивало, дарило ощущение связи времен… Теперь до ужаса пугало.
Я украдкой покосилась на папу, и он едва заметно кивнул. Что ж, уже легче. По иронии судьбы сегодня у нее хороший день – в то время как у меня худший в жизни.
– Папа сказал, – печально подтвердила она. – Поверить не могу. Малютка Эми…
Я молча кивнула, чувствуя, как слезы текут по щекам. Мама посмотрела на мою повязку.
– Что у тебя с головой?
– Порезалась слегка. Пустяки, почти ничего и нет, просто так замотали. Ты не волнуйся.
Она послушно кивнула, и любой, кто знал ее прежде, сразу понял бы, что это не моя мама. Настоящая Фрэнсис Маршалл никогда не была покладистой.
– Представить не могу, что чувствуют Линда и Дональд… – пробормотала она, и мы с папой обменялись удивленными взглядами. Кажется, это она про родителей Эми. Как странно – я совсем забыла их имена, а мама, хоть и не общалась с ними целую вечность, вспомнила в один момент. Ее болезнь абсолютно непредсказуема: никто не знает, что она отберет, а что оставит.
В тоскливом молчании мы сидели и пили чай. Голова казалась слишком тяжелой для шеи, в глаза словно насыпали горячего песка.
– Дочка, может, пойдешь и немного поспишь? – наконец предложил отец.
– Не могу, слишком много дел. Надо все распланировать… Узнать, как там Кэролайн, а то я про нее совсем забыла, съездить к родителям Эми. А еще свадьба… Придется отложить…
– Почему? – резко спросила мама. – Вы что, с Ричардом поссорились?
Я в замешательстве уставилась на нее.
– Нет. Вовсе нет… Но нельзя же вот так, прямо сейчас… Сразу после того, как Эми… – Я не договорила. Бесполезно, она все равно не поймет…
Папа буравил ее взглядом, словно пытаясь заставить нейроны в мамином мозгу работать должным образом. Последнее время он часто так на нее смотрел.
– Ах да. Конечно. Она ведь будет подружкой невесты?
Я кивнула, не найдя в себе сил поправить ее ошибку. Теперь об Эми надо говорить в прошедшем времени. Но думать об этом было слишком больно.
– Дела подождут до вечера, – отрезал отец, отворачиваясь от мамы. – В подобном состоянии от тебя мало толку. Иди, отдохни.
Казалось, это неправильно – позволять себе такую роскошь, как сон, а вместе с ним хоть и краткое, но бегство от реальности. Однако отец прав. Мне предстоит уйма дел, а сейчас я даже думать не могу. Кое-как поднявшись на ноги, я поцеловала отца, потом маму.
– Только чуть-чуть, – предупредила я папу. – Разбуди через пару часов. Скоро приедет Ричард, я хочу встать к этому моменту.
– О, Ричард приедет? – восхищенно спросила мама. – Как мило с его стороны.
Следующая ее фраза застала меня уже в коридоре:
– Эмма?
Я повернулась.
– Что у тебя с головой? Откуда повязка?
Нет, сегодня у нее вовсе не хороший день.
Судя по темным кругам под глазами, Ричарду, как и мне, выспаться не удалось. Всякий раз, когда я опускала веки, я опять видела события прошлой ночи во всех жутких подробностях, будто смотрела фильм ужасов, не загрузившийся до конца и прокручивающий один и тот же жуткий эпизод снова и снова.
Чувствуя, как давят стены, я набросила старую шерстяную кофту и вышла в сад. Побродив немного, села на скамейку под голым деревом. Сквозь стеклянную дверь я заметила, как в уютно освещенную гостиную зашел Ричард. Они с отцом обменялись рукопожатием, а потом неловко обнялись. С матерью он вел себя душевнее – наклонился к ее креслу, чтобы о чем-то поговорить. Слов я, конечно, не слышала, но видела, как он терпеливо кивает, держа ее за руку. Ричард чудесно к ней относился – ласково, без лишней фальши, раздражения или снисходительности. Я пыталась ему подражать, но ничего не получалось. Ричард считал: это потому, что мы с ней были очень близки – тяжело и несправедливо терять день за днем родного человека.
Папа махнул ему в сторону сада. Через минуту Ричард сидел рядом со мной, обнимая за плечи. Я привычно, будто недостающий кусочек мозаики, устроилась в его объятиях. От Ричарда пахло гелем для душа и лосьоном, и впервые за последние сутки я почувствовала, как удавка напряжения ослабевает.
Мы молчали – в разговорах не было необходимости. Считается, что когда долго живешь с кем-то, начинаешь угадывать его мысли. Но на этот раз я не имела не малейшего понятия, как он отреагирует на мои слова.
– Ричард, придется отложить свадьбу.
Он ничего не ответил, и я повернула к нему голову. Ветер трепал русые волосы, тень от удивительно длинных ресниц падала на лицо, когда он с непонятным выражением смотрел куда-то вдаль. Какие бы картины ни стояли у него перед глазами, он явно не видел ни аккуратный газон, ни ровно подстриженные кусты. Молчание затягивалось, и когда мне показалось, что Ричард уже собирается запротестовать, он вдруг печально вздохнул и ответил:
