– Надо бы ее отыскать, она мне вчера показания давала, говорила, что с Ростиком виделась, надо ее подробно расспросить.
– Где ты ее сейчас отыщешь? Фигуранта нашли? Нашли! Пора отдохнуть. А завтра утром ее прямо в постели, тепленькую, возьмем. Она как, хорошенькая?
– Она несовершеннолетняя, Женя.
– Жалко…
– А то ты не знал. А про отдых забудь. Санкцию на обыск у Ростика взять, экспертов предупредить, собаку с инструктором заказать, чтоб подвалы и чердаки обыскала, это кто вместо нас делать будет?
Проснулась Оля очень рано. Она, быть может, еще бы поспала, но баба Катя, как обычно, встала с первыми лучами и оккупировала кухню, пока все спали. Таская туда необходимые продукты, она постоянно приговаривала:
– Спи еще, девочка, не обращай внимания.
– Я сейчас, встаю уже, баба Катя, за хлебом пойду, – сонно ответила Оля.
– Спи спокойно, я уже заходить не буду, какой хлеб, магазин только через час откроется. – Баба Катя, плотно прикрыв дверь, пошла вдоль длинного коридора на кухню.
Оля, встав и одевшись, быстро отрыла сумку, достала из нее три свертка, которые лежали в тайниках. В двух на ощупь были пачки денег, в третьем – замотанная шкатулка. Затем быстро просмотрела содержание сумки. Все, что надо, было на месте, и даже более того. Подумав, Оля достала две пары часов, Ростиковы и вытащенные из его тайника, небольшой сверточек, в котором лежали золотое кольцо и серьги. Замотав все это в тряпку, она добавила четвертый сверток к первым трем и зарыла обратно в дрова. Затем пошла к себе – взять сумку для хлеба. В комнате стоял непередаваемый запах бычков от папирос, перегара и потных тел.
Отчим в обнимку со своим корешем спал на ее постели, а второй его дружбан крепко обнимал мамашу. Поскольку отчим с корешем спали одетыми, в отличие от второй пары, вся одежда которой была в беспорядке свалена перед кроватью, платонической эту сцену назвать было трудно.
А поутру они проснулись,
Кругом помятая трава.
То не трава вокруг помята,
Помята молодость моя.
Оля тихонько мурлыкала, осматривая помещение. Найдя сумку, она легонько растолкала мать. Та уставилась на нее непонимающим взглядом.
– Одевайся, собери своего хахаля, тихонько выпроводи и ложись обратно. Я пойду хлеба куплю. – До матери потихоньку начал доходить весь ужас положения: неопохмелившийся отчим особой толерантностью и широтой взглядов не отличался.
– Ой, Боже милосердный, как же это, – запричитала та, пытаясь прикрыться одеялом.
– Тихо, ты. Подробности потом расскажешь, я пошла.
Оставив мать вспоминать прошлый вечер, Оля, закинув вторую сумку в первую, весело выскочила на улицу и бодро пошла в направлении поселка. До нужного ей места было около получаса ходьбы широким шагом. Напевая веселую песенку, Ольга вышла в ту же посадку возле железной дороги, которая шла к рабочему поселку. Сегодня ей не повезло, попутного состава видно не было. Переодевшись в одежду Ростика, зашагала по узкой тропинке, вьющейся среди деревьев.
Оля вышла к домам поселка со стороны огородов. Так их осенью вел к своей норе Толик. Старалась угадать нужный дом, с тыла они все выглядели одинаково страшно, облепленные сараями и прочими нужными строениями. Некоторые из них так и назывались – нужники. Выбрав один из домов и подойдя к нему по тропинке в огороде, Оля поняла, что не угадала. Это ее не расстроило, и она прямо через огород пошла к соседнему. Нужный дом должен был быть где-то здесь. Летающих домов в природе не существует. Убедившись, что на этот раз не ошиблась, Оля постучала в окно, сняла картуз, встряхнула волосы, достала из кармана финку Ростика и спрятала ее в правый рукав, придерживая острие согнутыми пальцами.
Толик лег спать поздно и в плохом настроении. Ему не удалось найти себе девку или попользоваться чужой, в конце вечера все куда-то разбежались, и он один, как последний лох, вернулся домой. Когда утром его разбудил стук в окно и он увидел Ростикову сучку, которая пришла, как вчера и обещала, он, обрадовавшись, как был в майке и трусах, затащил ее в хату. Толик не задавался вопросами, зачем она пришла и чего это вдруг он ей понадобился. Это были для него слишком сложные умопостроения. Переходя сразу к сути вопроса, он коротко и ясно сказал:
– Бери в рот!
Поставив сумку на землю и схватив его торчащий в трусах член левой рукой, она, заглядывая ему в глаза, спросила:
– Рама, а ты меня любишь?
Пока он раздумывал, дать ей в рыло или просто обматерить, она тыкнула его правой рукой в бок. Сильно закололо слева, грудь сдавил спазм, трудно стало дышать. Оля отскочила, кривая улыбка исказила ее уста.
– Бедный Толик.
Только теперь он заметил, что у него слева, в боку, торчит рукоятка ножа, а вокруг нее тонкой струйкой бежит кровь.
– Сyка, – прохрипел он, шагнув к ней, но девушка шустро рванула вбок, обежала вокруг стола и, весело смеясь, повторила:
– Не догонишь, не догонишь.
«Она сумасшедшая, – пронеслось в голове. Потемнело в глазах. Падая на землю, он еще успел с удивлением подумать: – Неужели я умираю?»
Обойдя Толика, выгнувшегося в предсмертной судороге, Оля достала из сумки гвоздодер и начала внимательно осматривать доски пола. Найдя подходящую и освободив ее по всей длине, стала максимально осторожно ее поднимать, сначала расшатала, используя гвоздодер как рычаг и подцепив им доску через щель возле стены, затем повытаскивала гвозди. Вытащив вторую сумку и переложив в нее свою одежду, Оля еще раз пересмотрела содержимое. В первой сумке лежали: остатки бельевой веревки, головка молотка, замотанная в тряпку, золотые побрякушки, деньги и часы, которые Ольга собрала в квартире барыги. Взяв немного денег (а то за хлеб не будет чем рассчитаться!), Оля добавила в сумку гвоздодер, протерла его тряпкой, а головку молотка забрала. Засунув сумку под пол, аккуратно забила гвозди на место. Затем затерла грязными подошвами все свежие царапины. Критически рассмотрев дело своих рук и ног, вынесла окончательный вердикт:
– Для сельской местности сойдет и так.
Натянув картуз на голову, взяла свою старую сумку с одеждой, кинула туда молоток. Глянув еще раз, не забыла ли чего, хлопнула себя свободной рукой по лбу:
– Дура!
Протерши тряпкой рукоятку ножа, вздохнула:
– Бедный Толик.
Закрыв тряпкой же за собою дверь, быстро пошла обратно. Больше часа ходить за хлебом – это явный перебор. Утешало, что никто не знал, когда она вышла за ним из дому. Глаза застилали слезы, губы дрожали.
– Если бы ты, скотина, не покалечил ту девку, которую мне Ростик показывал, я бы тебя не тронула. Ты же ей не рожу, ты ей душу поломал. Ростик рассказывал, она умом повредилась. Ты бы все равно кого-то убил, и тебя бы расстреляли. А так, в следующей жизни у тебя будет счастливая судьба. Наверное.
