Первым делом я слегонца врезал толстому греку кончиком шестом по яйцам, а уже потом по коленным суставам, отчего тот замычал, словно бык. Рухнув на колени, он схватился за своё хозяйство и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Остальные его бойцы выкатили на меня глаза и хотя вряд ли когда ходили в театральный кружок, изобразили немую сцену из бессмертного спектакля «Ревизор», то есть замерли неподвижно. Ну, а я у них на глазах с такой скоростью закрутил шест вокруг тела, всё время двигаясь при этом, что глаза у этих недоделанных гопников, среди которых были лбы мне на зависть, остекленели. При этом я ещё и выкрикивал, словно лаял:
– Ну, ты, толстый! Если тебе! Хочется жить! Прикажи! Своим козлам! Бросать стволы! И ложиться! На землю! Даю тебе! Тридцать секунд! Потом снесу! Полбашки! Время! Пошел!
Толстый грек мигом перестал мычать и вытаращил на меня свои испуганные глазёнки. Через силу он прохрипел:
– Ми пришол… Па-а-га-а-ва-а-рить!
От такой наглости я сразу же офигел и мой шест мгновенно прошел над его головой на расстоянии в пару миллиметров, выдрав при этом изрядный клок волос. Согласен, больно и неприятно. А разве приятно слушать толстого, старого афериста, заверяющего тебя, что он пришел поговорить, а чтобы нам было интереснее его слушать, приволок с собой семерых здоровенных ублюдков в возрасте от тридцати пяти, до сорока лет, да, ещё и с обрезами под одеждой. Поэтому я взревел:
– Стволы на землю суки или я вам головы разобью! Быстро! Пять секунд и я начну вас убивать! Толстого замочу первого. Толстый грек взвыл благим матом:
– Делайте, как он говорит!
Между тем на улицу стали выскакивать мужики, вооруженный, кто чем и сбегаться к нашему дому, так что не мы одни с отцом увидели, как на асфальт упали три обреза. Я заорал:
– Пики, финки, заточки, арматуру! Всем лечь мордой вниз, если хотите дожить до приезда милиции.
Ну, когда к тебе со всех сторон несутся несколько десятков мужиков с лопатами наперевес, причём настроенных очень серьёзно, то кем бы ты ни был, очко сыграет. Поэтому я не удивился, что на асфальт было брошено ещё и несколько финок. И вот тут появилась милиция, причём сразу с двух сторон, да, ещё и на пяти «Уазиках» и двух микроавтобусах сразу. Из них выскочило десятка полтора милиционеров и жутко серьёзный следак Толкачёв, что удивило меня более всего. Ну, действительно, где угрозыск и где служба охраны правопорядка или как там она называлась во времена моего детства. Греки между тем уже все лежали уткнувшись мордами в асфальт, а Гурон даже во второй раз за день. Какой-то подполковник с мегафоном в руках врезался в толпу и принялся уговаривать наших соседей:
– Граждане, успокойтесь. Всё в порядке, расходитесь по домам. Сейчас мы арестуем этих хулиганов. Юноша, перестаньте размахивать своей палкой.
Мой шест немедленно был со стуком приставлен к ноге и я весёлым, радостным, можно сказать, голосом воскликнул:
– Товарищ подполковник, это не палка! Это китайский боевой шест, оружие странствующих монахов. Вслед за мной подстриженный грек взвыл:
– Я нэ хулиган, я пиридседатэл колхозум.
Подполковник сделал рукой властный жест и пиридседатэла колхозум первого уволокли и затолкали в микроавтобус «Ераз» с решетками на окнах. Та же участь постигла и всех остальных, после чего наступила очередь капитана Толкачёва и его криминалистов заняться брошенным на асфальт оружием. Один обрез был сделан из охотничьего ружья, а вот два других были нарезными, винтовочными, а это уже совсем другая статья. Ну, а подполковник, фамилия которого была Самсонов, зам начальника городского отдела внутренних дел, и ещё один майор, предложили нам с отцом пригласить их в дом, чтобы мы дали показания. Я же добровольно сдал своё оружие майору Зинченко и даже показал несколько чёрных волосинок на его конце, выдранных из шевелюры толстого грека – пиридседатэла колхозум.
Мама уже была в доме. Она поставила чайник и вскоре, сидя в зале за круглым обеденным столом, я надел по такому случаю на себя тельник, мы пили чай с хворостом, которого я очень удачно напёк много, и отец рассказывал обо всём случившемся. Рассказал он и о том, что это была моя идея сначала дать грекам приехать, а уже потом звонить в милицию. Как раз в это время в зал вошел капитан Толкачёв и, подсаживаясь к столу, сказал:
– Виктор Фёдорович, мы уже были наготове и находились в нескольких кварталах от вашего дома и потому приехали так быстро. Василий Алексеевич, когда я ему рассказал об этом, первым высказал предположение, что такой визит вполне возможен. Тем не менее звонок Людмилы Николаевны был очень кстати. Надеюсь, что на этом инцидент будет полностью исчерпан. – Повернувшись ко мне, Толкач сказал – А ты, герой, прекращай свою борьбу с хулиганами, а если захочешь её продолжить, как только тебе исполнится восемнадцать, записывайся в добровольную народную дружину, а пока что учись. Усмехнувшись, я ответил ему:
– Евгений Николаевич, как говорил Экклезиаст, от многих знаний многие печали. Поэтому я лучше работать пойду, а десятилетку можно и в вечерней школе закончить. Экстерном. В десантуре техника сложная, как и на флоте. Толкач, улыбаясь, сказал подполковнику:
– Парень мечтает стать десантником, Василий Алексеевич. Усмехнувшись, я добавил:
– Ну, так кто же не мечтает служить в войсках дяди Васи. Майор, сидевший молча, улыбнулся и хитро спросил:
– Это какого же дяди Васи войска, Боря? Рассмеявшись, я ответил:
– Вестимо какого, дяди Васи Маргелова, он один такой. Майор весело воскликнул:
– Ну, прямо чёрт, а не ребёнок! Всё знает! Даже про то, почему ВДВ так называют. – После чего добавил – Боря, я тоже в десантуре служил. Самые лучшие войска.
– После Северного флота. – Веско сказал отец. Поддерживая его, я тут же вставил:
– Северный флот, это Самый флот. Тихоокеанский – Тоже флот, Балтийский флот, это Бывший флот, а вот Черноморский, Чи флот, Чи не флот. Не поймёшь его.
Увы, но мою шутку не поняли. Не смотря на это, милиционеры тепло попрощались с нами, поблагодарили за выдержку и содействие в задержании великовозрастного хулиганья и мы с отцом проводили их до калитки. На улице уже всё было спокойно. Вечерело. Стоя у калитки, отец тихо спросил:
– Борька, неужто ты их убить хотел? Вздохнув, я честно признался:
– Пап, за тебя и мамулю, я кого хочешь убью. Ладно, пойдём в дом, я предлагаю провести семейный совет.
Глава 3
Юноша обдумывает своё житьё
Как только мы с отцом заперли на ночь калитку и вернулись в дом, я сразу же предложил отцу и матери сесть за круглый стол и под чаёк поговорить за жизнь. Начал я с таких слов: