— Знаете, сейчас такие пластинки изобрели, где много записей и часто менять не надо. На тридцать три оборота. Только для них надо специальные электропатефоны, которые к приемнику подключают, для усиления. Говорят, такие уже подделать нельзя.
— А у вас что, пластинки подделывают?
— Еще как, так что надо смотреть, если берете. Вообще, если будете брать, лучше со мной посоветуйтесь.
— Ну так вообще-то и долгоиграющие можно подделывать. С помощью гальванопластики.
— А хотите еще наливочки?
— Нет, нет, спасибо, больше не надо.
— А вот вы говорили про эту гальвано… это что такое? Прямо не верится, что такую пластинку и можно подделать.
— Да точно так же, как и новые изготавливать. Тут главное — достать сырье для такой пластинки, например, винилит. А так — берется оригинальный фирменный диск, с него делается восковой слепок, затем покрывается токопроводящим слоем на основе графита и на него гальваническим способом наращивается металл.
— Слушайте, как интересно! Ну, прямо чудеса такие! А дальше расскажите.
— Ну а дальше этот металл и служит основой для матрицы, с которой можно штамповать точно такие же пластинки.
— Даже не верится! Слушайте, какой же вы образованный! Чайку, пожалуйста, еще. А вот как вот это все делается, с помощью чего, воск какой?
— Если интересно, могу подробнее рассказать, только, наверное, вам будут скучны всякие технические подробности.
— Ничуть! Вы знаете, в вас есть что-то такое… Когда вы говорите о всяких умных вещах, это просто завораживает, — и она взяла своей правой рукой его левую.
Глаза Кати просто горели, щеки раскраснелись, грудь под блузкой выдалась вперед и неровно колебалась. "Интересно, это на нее наливка так подействовала, или реакция на нового, необычного человека? Или женское любопытство такое?"
Виктор повторил техпроцесс более подробно, стараясь разъяснять популярно и доходчиво, на примерах кустарной технологической базы, доступной обывателю тридцатых. Катя просто поедала его глазами и ловила каждое слово.
— Вы просто волшебник! — воскликнула она, когда он закончил. — А давайте за науку!
— Нет-нет, Катенька, пока хватит, я хотел еще по горячим следам сегодня написать еще несколько рассказов для редакции. Если это дело хорошо пойдет, я, пожалуй, могу надолго остаться.
— Пишите! Конечно, пишите! Когда вы рассказываете, просто голова кругом идет! Я еще потом вас расспрошу, ладно?
— Конечно! Какие вопросы? Да, кстати, а как к Преображенской церкви пройти, или к храму Преображения… ну, в общем, к той, что при Губонине с каркасом из рельсов строили?
— А вы не слышали? Так снесли его, уж десять лет как снесли.
— Большевики, что ли?
— Да вы что? Какие большевики в двадцать восьмом?
"Так, значит, к концу двадцатых Советской власти уже не было…"
— И правда… Что это я? А что же такое случилось? Аварийное состояние или стихийное бедствие какое?
— Так вы эту историю совсем не слышали?
— Мне стыдно признаться в этом… В занятиях наукой я забывал даже про войны.
— Ничего! Зато многое знаете такого, что другим неведомо. А с церковью вот что случилось. Землю тут московские скупали и под церковью этой тоже скупили, на снос. А на месте этом пассаж хотели строить, чтобы местные лавки все разорить.
— Да как же это? — воскликнул Виктор. Он понимал, что в переделе собственности при любом строе нет ничего святого, но в его реальности до сноса церквей в целях бизнеса не доходило. Хотя… если магнатам вдруг помешает церковь или даже собор, то почему нет?
— Да вот так, выправили бумаги, что якобы эта земля им принадлежит и в одну ночь снесли. Заводские и не выдержали. Чуть было до погромов не дошло, но фачисты народ остановили.
— И как же им это удалось? — спросил Виктор, который полагал совсем обратное.
— Сказали, что, значит, плутократия народ на бунт провоцирует, чтобы казаков вызвать, ну а их дело правое. И пошли организованно и заняли городское правление. Вон сама с окна видела, как мастеровые по всей округе в центр шли… Целый месяц новая власть была. Восьмичасовой рабочий день ввели, школы бесплатно сделали, рабочий клуб открыли… База бронепоездов на сторону народа перешла, на Бежице тяжелые бепо стояли, с вот такими орудиями, если вдруг войска пошлют на подавление. Главный у них тут был такой, Белокодов, может, слышали…
"Ого!" — мысленно воскликнул Виктор, вспомнив толстую книгу в библиотеке особняка Альтеншлоссера. "Так он, оказывается, еще и из Бежицы!"
— Потом, конечно, отдали власть, но с условием, что землю обществу вернут и новый храм построят. Ну, активистов с Белокодовым, знамо дело, в тюрьму, а потом как Великий Голод был и фачисты в Москве и Питере к власти пришли, так их выпустили, только они в столицу выдвинулись. А новый собор вы, верно, видели, он у городского сада стоит.
— Силикатный? Да. Потрясающе…
Над Бежицей плыли сиреневые сумерки. В глубокой стеклянной синеве неба багровели высокие, подсвеченные уже исчезнувшим солнцем, облака. Где-то недалеко начал репетировать соловей. Вечер не приносил прохлады: воздух, поднимающийся от нагретой, как камни в сауне, земли, был все тем же густым и жарким.
Виктор уже ожидал, что здесь, на веранде, они будут сидеть с Катериной до темноты, но та спохватилась и начала относить посуду в дом. Виктор помог; на одном из заходов, как только он занес стол в гостиную и повернулся к двери в коридорчик, оттуда вылетела Катя и по инерции столкнулась с ним; чтобы она не упала от неожиданности, он ухватил ее за плечи.
Катя подняла лицо, их глаза встретились. Взгляд Катерины сиял какой-то неожиданной нежностью; рубашку Виктора прожег жар ее слабеющего тела… но в тот же момент она взяла себя в руки и осторожно отстранилась.
— Ну, — сказала она, — для первого дня знакомства это слишком много.
Она повернулась к красному углу, где посреди идеально чистеньких рушничков висели иконы, и перекрестилась.
— А вы бы не могли мне приемник посмотреть? А то он у меня не включается.
Приемник действительно оказался трехламповым "фольксэмпфенгером" середины тридцатых, но российской сборки. Для снижения цены он был упрощен по схеме донельзя в прямом смысле слова. То есть до того, что громкость в нем приходилось регулировать изменением обратной связи и перестановкой антенны из одного гнезда в другое на боковой стенке, так что пользоваться им было едва ли не сложнее, чем компьютером.
Понятно, подумал Виктор. В тридцатых в СССР для ускорения выпуска ширпотреба для многих бытовых приемников использовали решения американской фирмы RCA, здесь дружба с немцами, значит и решения немецкие.
