В принципе, он прав. Католичество за свои догматы оставило нам в истории инквизицию и Варфоломеевскую ночь. Души спасали, уничтожая протестантов, иноверцев, в числе коих были и родственники моего нового товарища.
Тот же Франц рассказал мне о том, как началась Тридцатилетняя война.
Выборные протестантов из Богемии в 1618 года приехали в Прагу в католическую комиссию, чтобы потребовать объяснений по поводу строгих мер, принимаемых по отношению к ним. Спор в комиссии превращается в драку, и делегаты выбрасывают в окна замка двух чешских католических советников и секретаря императора Священной Римской империи.
Выброшенные из окна упали в кучу навоза и спаслись. Не всяк враг, кто тебя в дерьмо бросает и не тот друг, кто тебя из дерьма вытаскивает. Старая побайка. Мятежные протестанты сразу сформировали свое правительство и создали небольшую армию. Вот так и началась Тридцатилетняя война.
Хочу, уважаемый читатель, сделать небольшое отступление. Дальше речь пойдет о вещах интимных, поэтому я не буду раскрывать истинные имена героев и их точные места жительства, чтобы, не дай Бог, не бросить тень сомнения или подозрения в чем-то неблаговидном на их потомков.
Как-то очень быстро и незаметно ухоженность лесных дорог и аккуратность встречавшихся фольварков сменилась обыкновенным, нашенским отношением к объективной реальности, название которой созвучно со словом марксизм и вышло оно из народных слоев, но, тем не менее, претендует на занесение в разряд научных терминов вольного толка.
На дорожных развилках стали встречаться столбы со статуйками Девы Марии и распятиями, где каждый католик (после проведенной беседы по ликвидации религиозной безграмотности я уже стал разбираться, что и к чему) мог преклонить колено и вознести молитву Спасителю нашему и матери его.
Домишки и одеяния людей сразу наводили на мысль, что мы попали как будто куда-то на Украину. Да и разговор людей, упоминавших дзенькỳе, коштỳе, парасóлька, скарпэтки, сподэнке, поньчóхы, кáва, цебỳля, шклянка, ондуляция, око, пéрсь, почекáльня, пан. Только язык то не украинский, а польский. Восточная Пруссия закончилась и началась Польша, Полония. Речь Посполитая.
– Prosze o panski paszpot? (Прошу ваш паспорт), – произнес по-польски всадник с белым пястовским орлом на кокарде и с белым султанчиком под ней. Два человека сопровождали его. Никак пограничный патруль.
Мы достали свои бумаги.
– Так, так, – загадочно произнес начальник патруля, – были на службе в Московии, пан?
Был, пане, – ответил я, – а сейчас еду проведать родственников в Гишпанию.
– Так, так, а чем же москали так сманили вас, ясновельможный пан, на русскую службу? – недобро спросил поляк. – А вы знаете, сколько они побили поляков, которые несли им культуру и веру истинную в Бога нашего Иисуса Христа и Пресвятую Деву Марию? И какой черной неблагодарностью они нам отплатили? Польша во веки веков не забудет им этого оскорбления, и всегда будет делать так, чтобы москали содрогались, когда им придется приближаться к нашим пределам. А вам, ясновельможный пан, не ежится в наших пределах?
Чувствовалось, что начальник патруля не прочь подраться и на кулаках, и на саблях, да только зацепить меня не может, и оружия у меня одинакового с ним нет, а он, вероятно, в шпажном бою не мастак.
– Нет, пан, не ежится, – сказал я, – я же не русский, а был только на службе у них. Русскому царю так же почетно служить, как и королю польскому, и королю французскому, и королю испанскому. Честь солдата ценится всеми. В те времена, о которых пан имеет честь поминать, я был еще маленьким, и мне не довелось быть свидетелем этих событий. Соглашусь с паном в том, что русские очень своеобразные люди. Они учат медведей плясать под свою дудку, но сами ни под чью дудку плясать не собираются и не будут. И учатся они только тому, что им нужно и науку всю под себя переиначивают. Каждый, кто их обучать возьмется, сам быстрее станет русским, чем они станут нерусскими.
– Так, пан, есть так, (так по-польски обозначает «да») – сказал примирительно начальник патруля, – с русскими опасно воевать. Они без войны могут победить любого завоевателя, рассеяв его силы по необъятной территории, а потом уничтожив противника поодиночке малыми группами. А что, пан, не собираются москали войной идти против Польши?
– Нет, пан, не увидел я у них замыслов воевать западные границы, им своей территории уже девать некуда, куда им еще чужие народы, – ответил я.
– А ведь москали считают часть Польши своей русской территорией, называют ее Украиной, а поляков туземных называют украинцами. Какие они украинцы, у них даже язык почти польский, и вера у них почти польская, и сами они через три-четыре поколения станут чистыми поляками, получат такие же права шляхетные, а русские хотят их под свое крыло взять, – разразился речью мой собеседник.
– Если Польша не станет вырезать и ополячивать исконно русские народы, и если народы эти не призовут Россию спасать их, то Россия никогда не пойдет на войну с другим государством, это точно – твердо ответил я. – Сейчас Россию заботит мысль, брать или не брать под свою руку княжества грузинские, которые находятся на грани полного уничтожения своими воинственными соседями из Персии и Турции. Как это у вас говорят, не было у бабы забот, так купила себе порося. Как бы и грузинские княжества не стали тем поросенком, которого нужно будет кормить, защищать от волков, а в результате из поросенка вырастет огромная свинья.
– Цо то есть точно, – захохотал пограничник. – Те, кто переметнулся к русским и подписал с ними Переяславский договор, будут такими же, как княжества картлинские. Я их знаю. Ох, и помучаются с ними москали, а они все равно придут под нашу руку, потому что кровь нашу, шляхетскую, даже китайская кровь не перебьет. Приятно было с вами, пан, пообщаться, все-таки западные крови есть западные крови, даже дух у нас един. Если будет вас допекать наша дефензива (контрразведка), то скажите, что от поручика Сладновского добро имеется. Доброго вам пути, пане, рекомендую на ночь остановиться в корчме с огромной рыбиной на вывеске. Хозяин там Ярыба предоставит все тридцать три удовольствия. Все порядочные люди там останавливаются.
Поручик не обманул. Все тридцать три удовольствия собрались в этом кабаке с гостиницей у Ярыбы. Вино рекой, закуски тьма, заводной оркестрик с неизменной скрипочкой и красивые полонинки, готовые на все, если у пана красивые глаза, усы и толстый кошелек. Три дня промелькнули как во сне. Франц торопил.
