Внезапно, короткий смешок заставил девушку очнуться.
Незнакомый человек в кольчуге без нагрудника и в обычной шапке вместо шлема, стоял на дорожке и насмешливо наблюдал за ней.
– Паж? – спросил незнакомец. – Ты ведь паж Девы, верно?
Клод молча кивнула.
– Ай-ай! Разве место пажа в саду, а не при своей госпоже? Или ты влюбился, господин паж? Только влюблённые мальчики стремятся стать похожими на предмет своих воздыханий и начинают нюхать цветочки, позабыв обо всём…
Клод удивлённо выпустила ветку из рук.
– Я не влюблён.
– Значит, ты сам девица? Со стороны было очень похоже! Может, ты тоже дева, как твоя госпожа?
Клод нахмурилась. Во-первых, ей не понравилось, как незнакомец задал вопрос – он не спрашивал, а, скорее, испытывал. А во-вторых, она не могла поручиться, что не покраснела, и, в который уже раз, подосадовала на себя за то, что так и не научилась размашисто ходить, сидеть, широко раздвинув колени и говорить уверенно, отрывисто, как это делала Жанна, когда притворялась мальчиком в Домреми.
– Вы правы, сударь пожалуй, я должен поспешить к своей госпоже, – сделала Клод попытку уйти.
Но незнакомец, прихрамывая, забежал вперёд и загородил дорогу.
– Ты что, обиделся? Брось! Спроси здесь любого, и всякий скажет, что Жан де Вийо насмешник, каких мало! У меня это само с языка слетает, без задних мыслей! Ну, подвернулось… назвал тебя девицей… прости. Я знаю, что госпожа твоя сейчас на Совете у короля, так что будь спокоен, нюхай цветы сколько хочешь!
Клод коротко кивнула и хотела пройти дальше, но незнакомец не посторонился.
– Господин чего-нибудь желает? – спросила девушка.
– Желает, – усмехнулся он. – У господина имеется свободное время, и он желает с кем-нибудь поболтать. А паж Девы – собеседник, желанный для любого! Мы все так мало о ней знаем и так хотим узнать больше…
– Но вас я не знаю совсем, – попятилась Клод.
– Неправда! Я только что представился! Но, если ты плохо расслышал, повторю: Жан де Вийо, подданный её светлости герцогини Анжуйской, у которой, до недавнего времени, служил конюшим в Шиноне. Теперь ты меня знаешь, не так ли?
Клод снова отделалась кивком.
– Вижу ты не слишком разговорчивый, – хлопнул её по плечу де Вийо. – Зато про меня все говорят, что в словах удержу не знаю. Выходит, поладим, да? Ну, расскажи, какая она была до того, как стала Девой? Ведь не может же быть, чтобы, как все, раз Господь её заметил. Наверное, не такая какая-нибудь, да?
Клод попятилась ещё дальше, чтобы сбросить с плеча ладонь незнакомца, которую тот, кажется, и не собирался убирать.
– Жанна всегда была такой же, как и теперь. Зачем вам чьи-то слова, сударь, если вся она у вас перед глазами?
– Хитёр, – погрозил пальцем де Вийо. – Ну, ладно, не хочешь о госпоже, расскажи о себе что-нибудь. Ты, говорят, рос вместе с ней, так может, у вас там, в Лотарингии, все какие-нибудь особенные?
Клод опустила голову. Ей вспомнились братья, которые до сих пор находились в Пуатье, обучаясь ратному делу. Что в них было особенного?
– Кого ни возьми, каждый человек чем-то выделяется, сударь, – пробормотала она. – Нужно уйти далеко от дома, чтобы понять, насколько особенными были те, про кого никогда раньше так не думал. Для меня сейчас любой земляк, как часть семьи. А семья…
Она запнулась. До сих пор воспоминания о доме были словно праздничный наряд, который часто не достают, чтобы не затрепался. Наверное, не стоило вынимать их и теперь, ради праздного любопытства чужого человека.
– Так что там с твоей семьёй, – с нарочитой небрежностью подтолкнул её де Вийо.
– Ничего, сударь. Все они обычные люди, которые просто живут.
– А семья Жанны? Тоже обычная?
– Да.
– А кем была её мать?
– Достойной женщиной.
– А отец?
– Мужчиной.
Де Вийо засмеялся.
– Да, из тебя слова клещами надо тянуть! Я бы тоже хотел быть таким же молчаливым, но не получается… А лет тебе сколько?
– Не много, сударь.
– Это видно. Однако, говорят, под Турелью ты здорово отличился…
Вийо задал этот вопрос, надеясь увидеть смущение, или что-нибудь ещё, что обязательно должно было проступить, если слухи о подмене не лгали. И он увидел. Щеки Клод налились румянцем, а глаза невольно начали искать, за что зацепиться, чтобы не выдать опасную тайну неизвестно кому…
– А вот я воевать не могу, – ловя этот беспомощный взгляд продолжал де Вийо. – Видишь – увечен… хромаю. Не будь этого, сам бы, как ты…
– Я ничем не отличился, сударь.
– Да брось! – Де Вийо наклонился к самому лицу Клод и таинственно шепнул: – Я ЗНАЮ…
Девушка вздрогнула и резко отвернулась. Ей стало неприятно. Очарование весеннего сада улетучилось безвозвратно.
– Простите, сударь, но кажется, мне пора уже идти.
Она шагнула вперед, демонстрируя свою решимость, и де Вийо вынужден был посторониться.
– Но мы ещё поговорим, верно? – крикнул он вслед. – Тебе будет интересно – я ведь много чего знаю.
Однако, даже двусмысленность фразы Клод не остановила. Она только слегка обернулась и вежливо наклонила голову.
– Как пожелаете.
– О, я пожелаю… – процедил сквозь зубы де Вийо, когда его нельзя уже было услышать. – Очень пожелаю, милая девочка, потому что, как вижу, ты настолько простодушна, что разговорить тебя труда не составит. Надо только хорошо подготовиться.
* * *
Несколько юношей стояли во внутреннем дворе, прямо под окнами замка, и горячо обсуждали последние новости. Все они были молоды, все радовались решению дофина очистить от англичан долину Луары и идти на Реймс, и только одно теперь заставляло их спорить, пылко размахивая руками – пойдёт ли Дева на Жаржо, или накажет Саффолка презрением, ударив сразу по Менгу?
Возбуждённые голоса, перебивающие друг друга, подобно птичьему гомону проникали во все окна и очень мешали мессиру дю Шастель. Он только-только начал обсуждать с герцогиней вопросы финансирования новой Луарской кампании, и всякий раз недовольно морщился, когда весёлый молодой смех бесцеремонно вмешивался в разговор через небольшое раскрытое окошко. Однако, сама мадам Иоланда, стоя возле этого окна, казалось не замечала ничего. Её обычная задумчивость сегодня более всего походила на непривычную рассеянность. Пару раз она не ответила на поставленный вопрос, а когда дю Шастель, повысив голос, спросил снова, её светлость повернула к нему отрешённое лицо и произнесла: «Простите, я не расслышала», но так мягко, что у мессира Танги бешено заколотилось сердце!
Он встал.
– Позвольте, мадам, я прогоню этих юнцов, или закрою окно?
Но герцогиня, всё ещё пребывая в какой-то отрешённости, отрицательно покачала головой.
– Не надо, Танги, они, кажется, уже уходят.
Голоса, действительно, зазвучали тише, а потом стихли совсем, и мадам Иоланда отошла от окна.
– Не обижайтесь, мой друг. Мне так отрадно видеть этот боевой азарт в молодых людях. Это дарит надежду не только на победу. Кажется, всё наше королевство молодеет и обновляется, как весь этот мир…
Она немного помолчала, потом обратила отсутствующий взор на бумаги на столе.
– Так, что вы там говорили? Продолжайте…
Дю Шастель снова сел, подвинул к себе несколько списков, но, взглянув на герцогиню, понял, что не будет услышан и теперь. Задумчивая рассеянность не ушла за болтливыми мальчишками, и даже, кажется, пополнилась какой-то тихой печалью, которая совсем не вязалась с оптимизмом слов.
– Помните, Танги, мессира де Руа? – внезапно спросила герцогиня, так и не заметив, что, после её «продолжайте», рыцарь не проронил ни слова.
– Да.
– У меня такое чувство, будто я что-то ему пообещала, но забыла…
– Вы обещали отдать испорченную мантию его неуклюжему племяннику.
– Нет, нет – я обещала именно ему…
Мадам Иоланда почему-то огорчилась.
Или разозлилась?
Она потёрла лоб рукой, словно заставляя себя вспомнить, но Дю Шастелю вдруг показалось, что герцогиня притворяется!!! Претворяется ПЕРЕД НИМ, как будто желает заставить догадаться о чём-то, чего не могла произнести сама.
Напоминание о мессире де Руа, несомненно, было подсказкой… Но в чём?!
– Может быть, как раз о племяннике он и просил? – с лёгкой досадой сказала мадам, так ничего и не услышав от мессира Танги. – Помните? Юношу недавно представили ко двору, и господин де Руа желал бы для него хорошую должность – я не ошибаюсь?
Дю Шастель ничего такого не помнил и пожал плечами.
Он недоумевал… Если мадам Иоланде нужен новый человек для какого-то деликатного поручения, почему она не может сказать об этом прямо? Тогда он подыскал бы должность с бОльшим пониманием. Но даже если поручение настолько деликатное, что рассказать о нём герцогиня не может вообще никому, то и об этом она могла бы сказать открыто.
Обиды рыцарь пока не чувствовал. Но под толстым слоем недоумения уже неприятно покалывало воспоминание о том, как пылок был молодой де Руа, когда обратился к её светлости, и о том, как он красив…
