Глава 3
ИСПАНСКИЙ ВАРИАНТ
«От войн таких в душе светлеет, их не пошлешь так просто на…»
G. Brassens. «La Guerre de 1914-18».Перевод М. Фрейдкина
Улетевшие за горизонт-1. Несколько позднее. Июль. Старая дача на Карельском перешейке
– Значит, говоришь, историк, – сказал мне Кинёв. – Ну-ну. Небось из тех, что на Витьку Суворова и иже с ним молится каждодневно и истово? Из либерастов то есть?
– Отнюдь, – ответил я. – Я, можно сказать, совсем даже наоборот. По-моему, «Ледокол», «День М» и их продолжения – не более чем фантастические романы в модном нынче жанре альтернативной истории. Да и написаны они, скорее всего, не самим Суворовым. Я это понял, когда по телику как-то показали большое интервью с ним. Человек же явно психически болен. Проще говоря – параноик, одержимый манией преследования. Был бы он не явным психом, кричащим на каждом углу, что его дважды приговорили к смерти, а мало-мальски нормальным человеком, – приехал бы еще в середине 1990-х в Россию. Дело его было в свое время приостановлено, и, скорее всего, дерьмократы его бы оправдали и извинились. А Ельцин бы ему ручку пожал и орден вручил, и был бы Вова Резун этаким «Солженицыным от военной истории». Так не поехал же – или из-за того же психоза, или потому что знал – ему здесь сразу начнут задавать очень неудобные вопросы, на которые он не сможет ответить, припомнят и подтасовки, и передергивания, и выдернутые из контекста фразы. Так что, по-моему, писаны эти книги группой английских советологов, причем к середине 1990-х они явно утратили всякий интерес к этой книжной серии, поскольку пошли повторы, самоповторы и переход на личности. Да и последние отечественные публикации они уже явно не отслеживают. Похоже, или они потеряли интерес к России и Сталину, или уже считают свою задачу выполненной…
– Да, вижу, что ты действительно историк, паря. Борька со всяким говном дружбу не водит… А про превентивную войну Гитлера в 1941-м что думаешь?
– А чего тут думать? Не вытанцовывается эта суворовская теория насчет того, что Гитлер упредил нас на две недели. Во-первых, наши настаивали, что с Гитлером должна состояться еще одна встреча в верхах, на которой будет подписан пакет новых документов по типу пакта Молотова-Риббентропа. С лета 1940-го наши вели по этому поводу переписку и посылали в Берлин специальных посланников. Вот только Гитлер и его рейхсминистры от такой встречи упорно уклонялись. По логике напрашивалось, что Гитлер высаживается в Англии и начинает прибирать к рукам Ближний Восток с его нефтью и прочими богатствами, а наши под это дело продолжают «освободительные походы». И не факт, что наши собирались в 1941-м воевать с Гитлером или нападать на Румынию, где торчала многочисленная немецкая группировка. На очереди были Балканы. Видимо, в общих чертах все было уже договорено, иначе почему коммунисты Тито подняли в Югославии восстание через три дня после начала войны между СССР и Германией? Так что наши, скорее всего, двинули бы туда, а попутно прихватили бы Болгарию, где никто не хотел воевать и были сильные русофильские настроения. И тогда – осуществление старой имперской мечты – СССР стоит у Босфора.
Но англичане сделали все, чтобы эти планы сорвать. Устроили эскалацию боевых действий на юге – разбили итальянцев в Африке, перебросили подкрепления в Грецию, а затем устроили этот дурацкий и непонятный переворот в Белграде. Да и Гитлеру, похоже, что-то такое дали понять. Зачем-то же Гесс полетел в Англию – не в тюрягу же он там собирался сесть? Но и его явно кинули. А результата инглишмены, так или иначе, достигли – срок начала «Барбароссы» сдвинули. Интересно, что, кстати, было бы, начни Гитлер не 22 июня, а по первоначальному плану – между 1 и 10 мая? Тогда бы они нас разбили, взяли Москву до наступления распутицы, а к началу зимы вышли бы на линию Архангельск – Астрахань, то есть выполнили бы свой план на 100 %. Но вместо этого Сталин и Гитлер завязли в грязи, вцепившись друг другу в глотку…
Я оборвал свой монолог и еще раз посмотрел на Кинёва. Все-таки он был очень старый. Старый, но тем не менее энергичный, что называется, живой. Против моих ожиданий. Найти его мне особого труда не составило. Кинёв (почему-то Боря Ухов именовал его Веник, читая фамилию наоборот. С прозвищами такое бывает. Например, со мной в школе учился Сергей Дудкин, так его в восьмом классе, когда и по литературе, и по истории проходили декабристов, пацаны ни с того ни с сего переименовали в Трубецкого, из чистого выпендрежа) был личностью достаточно известной, и о нем (особенно о его полярных подвигах) иногда еще писали периодические издания. Я, как оказалось, видел его (правда, издали) на одной околоисторической тусовке, где разговаривал с Виктором Плавским – одним из немногих еще живых ветеранов испанской войны. И Кинёв-Веник меня тоже вспомнил, опять-таки по этой встрече. Так что в принципе дальше уже было «делом техники» попросить одного знакомого пана редактора созвониться и договориться об интервью.
– Да, паря, вижу, что ты не просто историк. Ты правильный историк, а не какое-то дерьмо на палочке, – сказал, как мне показалось, весьма довольным тоном Веник, отхлебнув коньячку из стопки. Несмотря на преклонный возраст, он это себе иногда мог позволить. Тем более сегодня, похоже, подвернулся явный повод.
– А то. Я же еще в те времена учился, когда дипломы зазря не выдавали. И в метро ими не торговали. Не то что сейчас.
– Понятно. Так что тебя конкретно интересует?
– А для начала – происхождение вот этого.
И я выложил на стол перед ним позеленевшую от морской воды бирку с авиамотора и небольшой кусок мятого гофрированного дюраля. Веник нацепил на нос очки и со старческим сопением стал разглядывать буквы на табличке.
– Откуда это у тебя? – спросил он, слегка изменившись в лице.
– С самого дна Бискайского залива. Чисто случайная, кстати, находка…
– Вот, значит, куда их тогда занесло… – сказал Веник с какой-то непонятной интонацией.
Повисла минутная пауза, которую нарушило тусклое бульканье уже третьей по счету наполняемой стопки. Кинёв опорожнил очередной штофчик и, пожевав лимончика (эстет фигов), наливал себе очередную дозу. Разошелся старикашка нынче…
Телевизор в углу продолжал гундеть что-то о том, что в сирийском вопросе надо учитывать мнение всех сторон и повторение ливийского сценария невозможно. Короче говоря, продолжал изливать ту самую гнусную пургу, которой наши нынешние вожди прикрывают свою постепенную сдачу абсолютно всех позиций. Из форточки пахло морем и хвоей. За окнами маячила стена корабельных сосен, озаряемых закатным солнцем. За соснами можно было рассмотреть недостроенную красную крышу – по соседству с киневским «лежбищем» кто-то из скоробогатеньких возводил очередные хоромы на европейский манер. Видать, не у всех еще деньги в тугой мошне кончились. Впрочем, все это, видимо, еще впереди… На стене хозяйского кабинета тикали ходики. Знатные были часы, как бы даже не дореволюционные. А рядом с часами развешены были фотографии в деревянных рамках. Много фотографий. И новые, цветные, где Веник в окружении детей и внуков или на каких-то мероприятиях, в компании разных адмиралов и полярника-героя Галенчирова. Ого, а вот в компании с ним и люди посерьезнее – и Сортирный Мочитель, и пьяный Борька. А на фотках постарше – Хрущ и Леонид Ильич. Только Сталина не видать. Ну а больше всего фото старых – черно-белых. В основном – былые подвиги легендарного героя. Как правило, на этих снимках соблюдался приличествующий обстановке антураж в виде самолетов разных типов и снежно-полярных ледяных пейзажей на заднем плане. Были тут и Ан-2, и Ли-2, и Ил-14 с надписями «Полярная авиация». На более поздних снимках – еще и Ил-18 с Ан-12.
А вот военных фоток было немного – три штуки. На одной Кинёв в характерного фасона парадной форме при погонах был заснят в компании еще десятка аналогично обмундированных субъектов. В Параде Победы успел поучаствовать, что ли? На другой фотографии он, облаченный в шлем, комбинезон и унты, с нацепленным парашютом в компании еще двух пилотяг позировал фотографу на фоне тупоносого истребителя Ла-5 (или это был Ла-7?). На третьем снимке Веник сидел в кабине бомбардировщика Пе-2, и из-за его плеча в камеру смотрела еще одна личность в летном шлеме. Характерные обводы фонаря «пешки» и три «кубаря» на петлицах киневской гимнастерки говорили о том, что снималось это в начале войны – летом 1941-го или 1942-го.
– А чего так мало военных фото? – спросил я хозяина. – Скромничаете?
– Самое интересное в альбомах. Там много такого, чего не стоит вешать на стенку…
– Покажете?
– Не вопрос, – и Кинёв полез в один из шкафов своего кабинета.
– Скажите мне вот чего, дорогой обломок славного прошлого, – спросил я, глядя, как он копается в шкафу. – Каким образом вы умудрились получить орден якобы за Испанию?
