— И где я вам добуду такой план? — усмехнулся Немиров. — Мы, к вашему сведению, работаем по факту.
Я не стал больше ничего говорить, просто посмотрел на Михаила Артемовича, для которого, похоже, это стало новостью, и вздохнул.
— Товарищ Немиров, а как ваш отдел работает, если у вас нет планов работ? — поинтересовался Попов.
— А как я могу планировать, если у нас сплошные авралы? — огрызнулся завпромотдела. — Вон, водолазы уголь достали — обеспечь их транспортом срочно, потом разгрузка, а где грузчиков брать? На Пинеге лесопилка полетела, как я ее планировать могу?
— Ладно, товарищ Немиров, мы с вами позже поговорим, — пресек Попов затевавшуюся склоку и, вероятно, не желая устраивать разнос бестолковому начальнику отдела при всех. И правильно, между прочем.
— Второй вопрос, касающийся труда заключенных. Точнее — их питания. В фильтрационном лагере каждый заключенный получает полфунта хлеба и миску похлебки. Скудно, но большего у меня нет. Это очень мало даже для тех, кто сидит на месте и не тратит силы. Наверняка, все слышали о недавнем мятеже в Холмогорах? Причиной стало именно неполноценное питание.
Про Холмогорский мятеж знали все, как и про то, что из двенадцати беглецов отыскать и уничтожить удалось только половину. При этом, взвод, отряженный Терентьевым в погоню, сам понес потери — трое красноармейцев убиты, двое ранены. Где объявятся остальные белогвардейцы, пока неизвестно.
Я, между тем, продолжил:
— Если на разгрузке угля или на сплаве леса мои подопечные, скажем так, протянут ноги, кто будет в этом виноват? Или поднимут очередной мятеж?
— Наши женщины-грузчики получают в день по фунту хлеба, — встрял Немиров. — А здесь мужчины, да еще и белогвардейцы. Такое впечатление, что вам их жалко. Они с нами не церемонились. Поднимут мятеж — расстреляете.
— А мне их действительно жалко, — согласился я. — А вам нет?
— По мне — так их всех следует расстрелять, — заявил Немиров, с торжествующим видом оглядывая членов губисполкома.
— Точно, нечего с ними церемониться, — поддержала завпромотдела заведующая отделом образования Панкратова. — Я вообще не понимаю начальника губчека с его миролюбием.
— Вы считаете, что расстреливать следует больше? — поинтересовался я.
— Именно так!
— Не вижу препятствий, — сухо сказал я и обратился к Попову: — Михаил Артемович, у меня к вам просьба. Откомандируйте товарищей Немирова и Панкратову в распоряжении Архангельского чека на недельку.
— В распоряжение чека? — не понял Попов. — Зачем?
— А я их временно определю в пулеметную команду, белых расстреливать. Вы, товарищи, из пулемета умеете стрелять?
— Товарищ Аксенов, что за демагогия? — возмутился Немиров, а Панкратова открыла рот, словно рыба, вытащенная на сушу.
— Причем здесь демагогия? — усмехнулся я, стараясь держать себя в руках, хотя уже хотелось стукнуть кулаком по столу. — Демагогию, дорогой товарищ, вы разводите. Предлагаете белых расстреливать — покажите пример. Не умеете стрелять из пулемета — научим. И вы, товарищ Панкратова, абсолютно правы — надо расстреливать. Думаю, следует собрать для показательного расстрела архангельских ребятишек. Вы за пулеметом, а они посмотрят, как главный педагог губернии белых гадов стреляет. А если среди них окажутся невиновные люди — совсем прекрасно.
— Ну, знаете, товарищ Аксенов! — вскинулась Панкратова. — Это уже слишком.
— Почему слишком? — поинтересовался я. — Вам что, товарищ Панкратова, белых жалко?
— У меня, между прочем, ответственная работа, — гордо заявила завгубоно.
— А кто-то спорит? Вы же детишек должны воспитывать в революционном духе или нет? Покажите пример классовой борьбы. Что, слабо? Как революционные лозунги произносить, обвинениями сыпать — так все горазды, а как до дела доходит, то все в кусты. Или вы всегда все хотите чужими руками сделать?
Немиров надулся, а Панкратова, как это водится у некоторых женщин, начала рыдать, а потом вообще выскочила из-за стола заседаний и убежала.
Не желая пререкаться дальше, я сказал:
— В общем, так, товарищи. Если у губернского исполнительного комитета есть желание задействовать заключенных в общественно полезном труде — я вас поддерживаю. Но для этого мне необходимо знать — когда и в каком количестве. Плюс я должен быть уверен, что они получат не только полфунта хлеба, но и еще какую-нибудь пищу. Думайте, уважаемые коллеги.
Среди членов губисполкома поднялся нездоровый шум, но мне было уже некогда вникать. Прямо на заседание влетела секретарша Попова. Вытаращив перепуганные глаза, женщина выпалила:
— Товарищ Аксенов, срочно на станцию. Белые в городе! Авиапоезд взорвали!
Глава 6. Неизвестные диверсанты
Паника — штука страшная, и неприятная. А «белые в городе» или «англичане высаживаются» за последнее время в Архангельске кричали уже раза три, если не больше. Но мне-то проще, потому что я твердо знал, что англичане с американцами появятся здесь через двадцать лет с небольшим хвостиком, когда станут поставлять продукцию по ленд-лизу. А народ-то о том не знает. Вон, недавно в Северной Двине водолазы мину рванули — десант высаживается! — так в городе сразу же ринулись скупать «моржовки» и «керенки», а совзнаки, что и так-то уже ни шиша не стоят, обесценились еще больше. Красный флаг на губисполкоме ветром сдуло — Миллер вернулся! Кто-то пугается, а кто-то радуется.
Авиапоезд — это не паровоз с крыльями, а подвижная ремонтная база для ремонта фронтовой авиации. И не авиапоезд взорвали, а вывели из строя паровой котел. Разумеется, тоже хорошего мало, но все-таки не целый состав. Паровоз можно отремонтировать.
Самолетов в шестой армии немного, штук сорок, в основном, «Ньюпоры» «Фарманы» и гидросамолеты, но и они выполняли важную работу — бомбили вражеские подразделения, сбрасывали листовки, вступали в схватки с «Де Хэвиллендами» и «Ариэйтами» англичан, и со своими вчерашними товарищами по оружию, вставшими на другую сторону. Увы, чаще всего красные военлеты проигрывали воздушные схватки, но случались и победы.
Командовал авиаций Иван Адольфович Буоб[1], бывший подпоручик. Говорили, что он воздушный ас.
Как человек, отслуживший срочную службу в ВВС и хотя и не имевший прямого отношения к авиатехнике (оператор АКЗС[2]), я знал, что даже новенькие самолеты имеют обыкновение ломаться, чему способствует скорость и давление воздуха. «Бэушные» «Ньюпоры», поступавшие в Россию, из строя выходили частенько, а еще проблем добавляло топливо. Приличного бензина нет, и для заправки самолетов использовали ту же жуткую смесь, что и для моего «Роллс-ройса», из-за чего моторы постоянно загрязнялись, добавляя работы авиатехникам, а у летчиков постоянно болела голова, словно с похмелья.
Посему специально для обслуживания авиации Северного фронта еще в девятьсот восемнадцатом году на базе обыкновенного поезда создали ремонтные мастерские. В вагонах авиапоезда имелись токарные и фрезерные станки, верстаки, собственная электростанция и двигатель. Наверное, нет такой детали, которую не смогли бы воссоздать здешние умельцы. Особенно нахваливали талантливого авиамеханика Сергея Ильюшина. Я все собирался зайти, познакомиться с будущим гениальным авиаконструктором, создателем «летающего танка», но пока собирался, его перевели на Кавказ.
После освобождения Северной области от белых для военной авиации работы не осталось, и ее перегнали на другие аэродромы, оставив нам пару гидросамолетов, для обслуживания которых задействовали старую баржу. Надобность в передвижной ремонтной базе миновала, и авиапоезд планировали отправить в Москву, а уж там для него бы нашли применение, благо гражданскую войну еще никто не отменял.
И вот, как выяснилось, отъезд авиапоезда задерживается из-за диверсии.
Когда я вместе со специалистом по взрывотехнике Исаковым (одним из саперов, отобранных мной в ХЛОН) прибыл в железнодорожное депо, там было не протолкнуться от начальства: тут тебе и начдив с комиссаром дивизии, командиры бригад, полковые командиры и свита: всякие порученцы и ординарцы, но отчего-то никто не подходил близко к самому паровозу. Завидев меня, армейцы расступились, и я понял причину — вдоль локомотива метался из стороны в сторону дивизионный особист Тютюнник, размахивая маузером, время от времени стреляя в воздух, а матерился так, что перекрывал карканье перепуганных ворон.
