То есть, не как у браунинга. Мой это патрон. Он изобретён и начал выпускаться на моей фабрике. И даже запатентован.
Я то точно не помнил, какие патроны у Браунинга были. У меня гильза этого патрона была в пятнадцать миллиметров длиной с проточкой и со слегка выступающим рантом, как у арисаки.
Заодно и почти такой же патрон запатентовали, но уже калибром в три линии и длиной гильзы в семнадцать мэмэ.
Сейчас и под этот новый патрон испытывается пистолет. Четвёртой уже модели.
Насчёт одежды мне дома чуть скандал не устроили. Даже моя Лиза недовольна была, не говоря уже про Степаныча. Типа, я офицер и поэтому должОн в мундире ехать!
И не докажешь ведь им что надоела мне уже эта форма!
Пришлось мне с собой и мундир брать. Лиза аккуратно в чемодан его сложила…
В Хабаровске на вокзале я высвистел себя извозчика и скомандовал ему ехать к Затону.
За прошедшее время моя фабрика довольно сильно изменилась. Достраивался ещё один цех, появилась довольно накатанная дорога, идущая к воротам у проходной.
Даже лавочка под навесом у проходной появилась. Наверное, для ожидающих её поставили.
А вот на проходной меня просто не пропустили. Вот так взяли и не пропустили. Пропуска то у меня нет…
Пришлось мне дожидаться прихода Старовойтова.
Тот, узнав меня, тут же принялся ругать охрану.
— Погоди, Евгений Сергеич, не ругайся…
— Ну как так то?!. Хозяина фабрики и не пустили! Куда ж это годится?
— Как фамилия? — обращаюсь я к старшему из охранников, мужику лет сорока пяти с отсутствующими двумя пальцами на левой руке. Второй охранник, совсем пацан ещё, аж побледнел от ожидания наказания.
Первый же заметно скучнеет и нехотя отвечает.
— Артюхов Федот…
— Давно здесь работаешь?
— Дык… С начала с самого почти.
— И меня не признал?
— Опосля то признал, конешно… Ну так ведь не положено никого сюда пущать без пропуску!
— Ты чего нервничаешь то, Федот? Правильно ты всё сделал! Даже пусть хоть царь-батюшка придёт, а без пропуска никого не пропускай! Даже знакомых!
Вот, держи от меня премию…
И я, достав из портмоне пятёрку, протягиваю её Артюхову.
— А ты, Евгений Сергеич, распорядись, чтоб мне пропуск оформили. А я подожду, покурю пока…
Я присаживаюсь на лавочку и хлопаю по ней рядом с собой ладонью.
— Присаживайся, Федот, покурим, пока мне пропуск делать будут.
— Не положено нам…
— Чего не положено?
— Пост покидать не положено.
— А-а-а… Ну тогда держи, на посту покуришь…
Я посидел, покурил спокойно. Немного пораспросил Федота с напарником про жизнь. Потом почти прибежал с пропуском для меня Самойлов и меня наконец-то пропустили на территорию фабрики.
Директор сам водил меня по фабрике, показывал, что, как и где выпускается.
Почти половина из работающих на фабрике оказались женщинами в возрасте от двадцати пяти и до лет пятидесяти примерно.
Ну да, дети тогда уже боле-менее самостоятельными становятся, вот матери и устраиваются на работу.
Работают они почти все в цехе снаряжения боеприпасов. Развесовщицами, замерщицами…
Ну, и само собой, уборщицами в цехах тоже они же работали.
Замечаний было мало, но мне не понравилось, что стёкла в цехах были запылёнными.
Я приказал, минимум раз в месяц, мыть окна и внутри, и снаружи. В тёплое время года, естественно.
И ещё курилку для рабочих тоже требуется сделать. Чтобы курили они только в особом месте, а не как сейчас, по углам.
Блин, не продумал я этот вопрос сразу, а никто и не напомнил.
Тогда и технические перерывы вводить придётся. До обеда нужно будет один сделать и один после. Минут так по десять примерно.
Хрен с ними, с этими двадцатью минутами. Зато рабочие после перерыва лучше работать будут. Я по себе это знаю. Ну и покурят они заодно…
Так до конца рабочего дня я и пробыл на фабрике. Самойлов пообещал меня потом до гостиницы лично на своей коляске отвезти.
Он же меня и «обрадовал», что вокруг фабрики началась какая-то нездоровая суета. К нему даже подходили представители некоторых довольно высокопоставленных хабаровских личностей. И чуть-ли не прямым текстом предлагали довольно хорошие деньги за переоформление предприятия на другое лицо.
А уж как это будет делаться, то это их проблема. Там уже всё схвачено. Лишь только сам Самойлов должен будет бумаги подписать.
Вот же суки! Пока я, значит, кровь свою проливал, некоторые ухари решили на мне заработать? На чужом х*ю в рай хотят въехать?
А хрен ли? Предприятие уже работает, приносит неплохую прибыль, чего бы и не отжать его?..
А вот хрен им всем поперёк морды!
Придётся, однако, разбираться, хоть и не хочется…
Вечером мы с Самойловым выходим вместе с работягами из ворот и попадаем не куда-нибудь, а прямо на митинг!
С коляски, стоящей неподалёку от ворот фабрики, вещает какой-то тип гражданской наружности, но в студенческой фуражке.
Рабочие, кто мимо него проходит, а кто и притормаживает, останавливается послушать.
Я придерживаю Евгения Сергеевича.
— Давайте послушаем, чего он предлагать будет.
Мы останавливаемся, я достаю портсигар и закуриваю. Самойлов то некурящий у меня, поэтому я ему и не предлагаю.
А оратор разоряется:
— … Рабочие должны бороться за свои права и требовать увеличения зарплаты и сокращения рабочего дня…
Я не выдерживаю и громко задаю ему вопрос.
— Простите, а что в первую очередь рабочие должны требовать?
— Всё! И сокращения рабочего дня и увеличения зарплаты!
— А где, по вашему, хозяин должен взять на это деньги?
— Пусть поменьше на драгоценности тратит и пьянки в ресторанах!
— А с чего Вы решили, что он на рестораны деньги тратит? Или Вам просто завидно стало?
По рядам собравшихся слушателей пробежался лёгкий смешок.
Оратор краснеет.
— Да что вы понимаете в чаяниях рабочего класса?! Вы ж не работаете постоянно в грязи за копейки!
— Я? Конечно, я так не работаю. Но и на фабрике, насколько я знаю, тоже грязи нет, да и зарплата одна из самых высоких в городе. Да и рабочий день всего девять часов.
А теперь встречный вопрос. А вы сами то где работаете, что так переживаете за рабочий класс?
— Я учился в университете. — нимало не смущаясь отвечает мне этот тип.
— То есть не работал. И не доучился.
— Да! Мне не дали доучиться! Царские держиморды не позволили…
— Всё с тобой ясно. Ничего ты не знаешь и не умеешь, но лезешь учить, как и что делать.
— Можно подумать, Вы сами рабочим были!
— Я то как раз и работал. Вот этими самыми ручками я создал первые экземпляры.
— А Вы вообще кто? — наконец-то поинтересовался он у меня.
— Я кто? Я хозяин этой фабрики…
— А-а-а! Теперь-то понятно! Торговец смертью! Зарабатываешь на смерти людей!
— Это ты кого людьми назвал? Японцев что ли?
— А почему это они не люди?
— Да потому-что эти, так называемые «люди», напали на нашу Родину и убивают русских солдат!
— Это самодержавие виновато! Нечего им было лезть в Китай… Тогда никто никого бы не убивал! А теперь Япония всего лишь хочет добиться справедливости.
— Так Вы, батенька, японский шпион! Вот ты и сознался! Тебя совсем не рабочие интересуют, а японцы! Ты просто хочешь сорвать выпуск продукции, так нужной нашей русской армии и чтобы эти японцы убили как можно больше наших солдат!
Зовите полицию, братцы, шпиона пусть арестуют!
Оратор затравленно огляделся вокруг, увидел нахмуренные лица рабочих и, резко схватив вожжи, хлестнул ими свою лошадь.
Коляска сорвалась с места и увезла этого агитатора под свист и улюлюканье работяг…
Рабочие, переговариваясь, стали расходиться, ну а мы с Самойловым поехали в город.
По дороге мы с ним обсудили открытие в будущем году начальной школы для детей рабочих нашей фабрики. Да и самих рабочих тоже нужно как то начать учить грамоте. А то многие, а женщины, так вообще почти все, неграмотные у нас.
