Вроде что-то стало известно, но толку от тех известий чуть. Впрочем, сведений по делу стало уже хоть на немножко, но больше, чем вчера было, так что можно записать их в прибыток. Так я приставу и сказал, а то уж больно мне его вид не нравился.
— Ох, Алексей Филиппович, на добром слове вам спасибо, да только нутром чую — не будет толку с Печёного и Плюхи, даже как их разыщем! — Шаболдин аж скривился. — Печёный вообще ничего нам не скажет, и мы ему ничего не предъявим, разве только под заклятием его допросить, но толку с того… — пристав небрежно отмахнулся. — А Плюха? Ну что он сможет сказать нам такого, чего Мартышка не сказал⁈ Да ничего!
— Ну не скажите, Борис Григорьевич, — возразил я. — Печёный этот под заклятием мог бы вывести нас на того, от кого к нему «Иван Иваныч» пришёл. Сам этот «Иван Иваныч» не из воров, а вот кто его с Печёным свёл… Этот, хоть и среди воров знакомства имеет, сам, скорее всего, полностью к воровскому миру тоже не принадлежит, а потому может оказаться более разговорчивым и на того «Иван Иваныча» вывести. Ну, мне так кажется, — на всякий случай состорожничал я.
— Хм, — Шаболдин призадумался. — Вот не знал бы вас, Алексей Филиппович, с малых лет, подумал бы, что скрываете, будто в губном сыске раньше служили. Это, пожалуй, и правда, может зацепкою оказаться…
Лесть в исполнении Шаболдина, что грубая, как сейчас, что более утончённая, как это бывало раньше, мне, откровенно говоря, всегда приятна, всё же сыщик он очень хороший, и похвала его стоит немало. А что иной раз не может Борис Григорьевич выйти за привычные рамки, так все мы такие. Я наверняка многое так же упустил, но мне проще — сам я о том и не знаю, раз уж всё равно мимо прошло, а указать мне на то некому.
— Вот, кстати, Борис Григорьевич, ещё, — я положил приставу на стол список, полученный в университете. — Со слов профессоров Московского университета, это люди из Москвы, которые могли бы изготовить глушитель охранных артефактов, что применил этот «Иван Иваныч». Я так понимаю, на самом деле вряд ли этот умелец известен господам профессорам, однако же…
— Однако же поговорить с ними придётся, — продолжил за меня пристав. Заодно мы с ним договорились, что если что, я в этих беседах тоже поучаствую, уж мне-то тонкости артефакторики известны куда лучше, чем Борису Григорьевичу, без меня, боюсь, он не всё и поймёт, что ему наговорят.
— Ладно, Алексей Филиппович, — Шаболдин выбрался из-за стола, — пора мне домой. Хоть сегодня не задержусь на службе.
Я предложил приставу подвезти его до дома, он с благодарностью согласился. Отклонить его ответную любезность — приглашение зайти в гости и пропустить по чарке с соответствующими закусками — я не посчитал уместным, и вскоре уже отвешивал комплименты супруге пристава Надежде Кирилловне, восхищался тем, насколько выросли сыновья Гришенька и Кирюшенька, а дочку Верочку, мирно сопевшую в колыбельке, тревожить даже ради столь дорогого гостя не стали. Пока Надежда Кирилловна распоряжалась насчёт стола, я успел ещё выслушать похвальбу Гришеньки, что он уже умеет читать по складам и считать до ста, а на будущий год вообще поступит в гимназию и будет там самым умным. Кирюша от старшего брата не отстал, убедительно доказав, что уже научился выговаривать букву «рцы», [3] в общем, сыновья Бориса Григорьевича уверенно показывали неоспоримые успехи. Нам с Варварушкой и Андрюшенькой до такого ещё неблизко…
Отметив достижения Григория Борисовича и Кирилла Борисовича премией по серебряному рублю каждому и оставив ещё рубль, самый новенький и блестящий, для Веры Борисовны, я был приглашён за стол. На закуски Шаболдины не поскупились, и ограничиться одной чаркой на каждого у нас с Борисом Григорьевичем не получилось, впрочем, до какого-то злоупотребления горячительными напитками тоже как-то не дошло, хотя и кучеру моему Федоту пристав распорядился чарочку да закуски вынести. О делах за столом не говорили, устроив себе этакий разгрузочный вечер. Уходил я от Шаболдиных в благостном умиротворении, всё же простые и добрые семейные радости старшего губного пристава именно к такому и располагали, а ожидание скорой уже встречи с Варенькой и Андрюшей добавляло моим и без того приятным ощущениям теплоты и сладких предвкушений.
В ожиданиях своих я, к счастью, не обманулся. На ночь супруга всё равно удалилась в детскую, но до того мы с ней успели уединиться и предметно вспомнить, что женаты вовсе не так уж и давно. В общем, спать я лёг довольный и счастливый.
Сон тем не менее как-то не шёл, и я, как оно у меня в таких случаях бывает, занял голову всяческими размышлениями. Размышлениями, по большей части приятными, что и неудивительно, уж больно хорошим выдался день. Ну в самом же деле — работа на заводе кипит, и пусть пока не над самыми сложными и прибыльными артефактами, но и за ними не встанет, вот только пройдёт какое-то время. Сам завод работает настолько отлаженно, что даже не требует моего каждодневного присутствия. Оружейная торговля тоже день ото дня даёт всё больше и больше доходов. Университетские профессора идут мне навстречу в моих розыскных делах, а старший губной пристав Шаболдин прислушивается к моему мнению. Да ещё и дома, что у меня, что у него, всё хорошо. Ну что, спрашивается, ещё тут можно желать⁈ Разве что поимки неуловимого пока что «Иван Иваныча» и выяснения, за каким таким лядом он заслал ко мне воришку…
Выясню. Что-то сам, что-то с помощью Бориса Григорьевича, но выясню обязательно. Личная заинтересованность, знаете ли, очень хорошо мотивирует, особенно когда заинтересован ты даже не в деньгах, славе там или почестях, а просто в безопасности своей личной, своей семьи, своего дома. А я в этом ох как заинтересован!
Охватившая меня уверенность в успехе розыска плавно перетекла в обдумывание планов на завтра. Первым номером в их перечне шла необходимость сходить к есаулу Турчанинову и от души помахать шашкой, а то седмицу уже у него не был. Надо сказать, возобновление регулярных занятий у есаула пошло мне на пользу. Да, я продолжаю ходить с тростью, но больше по привычке, чем по необходимости, и в основном вне дома. В доме я без трости уже даже по лестницам поднимаюсь и спускаюсь, пусть и получается это у меня несколько медленнее, чем
