В тот момент Квинту было наплевать, выживет он сам или нет, но и в благородство бывший центурион играть не собирался, потому первым делом постарался исключить Остория из драки с минимальным уроном для себя. Это удалось проделать неожиданно просто, и Север вспомнил слова Барбата:
"Кто из богов так ловко играет за тебя, командир?"
Асдула оказался понятливым и памятливым. Он довольно быстро назвал имя работорговца, которому продал Берзу. Правда, ни жизнь себе купить, ни, хотя бы быструю смерть, у него не получилось. Квинт засунул в рот визжащему дардану его же собственный приап, после чего перерезал Асдуле горло.
Месть не принесла облегчения, даже наоборот. Квинт сидел над трупами, глядя в никуда. Одному из варваров удалось его зацепить. Рана была не слишком опасная, но Север после убийства Асдулы впал в какое-то оцепенение, из которого долго не мог выйти. Он потерял немало крови, прежде чем опомнился. Неуклюже перевязал сам себя, убрался с места побоища и несколько дней отлеживался в одном македонском селении, заплатив хозяину дома за крышу над головой и молчание. Заплатил деньгами, которые нашел у убитых.
Постыдная апатия длилась недолго. В жизни появилась новая цель. Поиски работорговца привели Квинта на Делос, главный рабский рынок в греческом мире, но результата не дали. Здесь он застрял надолго.
День за днем он слонялся вдоль рядов невольников. выставленных на продажу. Пытался высмотреть среди тысяч измученных, испуганных, безразличных ко всему лиц одно единственное. Все зря. Не удалось найти и работорговца. Квинт был близок к отчаянию.
Покинув остров с Эвдором, Север рассчитывал добраться до Иллирии, а оттуда переправиться в Италию, но потом планы изменились. В Диррахии Квинт совершенно неожиданно столкнулся нос к носу с Веслевом. Случилось это под вечер на безлюдной улице. Дардан схватился за нож, но Север обезоружил его и уложил лицом в землю. Все-таки он был моложе и оказался проворнее.
– Ну, чего ждешь, ублюдок? – процедил Злой Фракиец, – давай, кончай. Я бы тебя на ремни порезал, гнида...
– Я помню, – спокойно ответил Квинт, удерживая фракийца в захвате, – она жива, Веслев. Асдула ее продал какому-то Мегаклу с Делоса. Я искал его следы там.
– Дурак, – прошипел фракиец, – ближе надо было искать. Пленных перегоняли сюда, в Диррахий. Может этот Мегакл и с Делоса, но в такую даль он точно не поперся. Я узнал, в те дни рабов оптом скупал какой-то сиракузянин. Это все. Больше ничего не выяснил. Даже имени не знаю. И не факт, что Берза попала именно к нему.
– Она жива, – уверенно повторил Квинт, – я найду ее.
– Трижды дурак. Нет ее уже... Столько времени прошло...
– Ты отчаялся, Веслев. Я понимаю тебя. Еще совсем недавно я сам был на грани отчаяния.
– Что ты понимаешь?! – вскинулся дардан, едва не стряхнув с себя Квинта, – она мне, как дочь! А ты? Трахнул девку и сбежал, гаденыш... Отродье волчицы...
Квинт слегка усилил нажим, фракиец захрустел землей и заткнулся.
– Ты отчаялся, Веслев. Я найду ее. Сейчас отпущу тебя. Прошу, не делай глупостей.
Освобожденный Веслев встал и буквально прожег Квинта взглядом, полным ненависти.
– Не найдешь...
Север лишь отрицательно покачал головой.
– Ты винишь меня в случившемся. Что ж, пожалуй, это справедливо. Но если бы я не погнался тогда за тобой, то ее все равно бы увезли, переступив через мой труп. Их было много.
– Они ведь за тобой приехали, сукин сын, – с горечью в голосе сказал Веслев, – неужели не понял до сих пор? Тебя искали.
– Почему же там был Асдула? Она рассказала мне, что он домогался ее. Он сознался в похищении перед тем, как я убил его.
Веслев не ответил, сплюнул под ноги.
– Это Гебелейзис ударил меня по руке, не ты. Но если боги не слепы, то придет день расплаты. За все. Будь ты проклят.
Он повернулся, шагнул. Остановился. Было видно – он хотел еще что-то сказать, но боролся сам с собой. Наконец, бросил через плечо, немного изменившимся голосом.
– За Асдулу спасибо. Мы с Лангаром не успели его схватить.
Больше он ничего не сказал, зашагал прочь, опустив плечи.
"А ведь ты к ней не как к дочери относился", – подумал Квинт.
Он сразу же забыл про Сертория. В планах Эвдора маячила Сицилия. Это было на руку. Квинт снова вышел с море с пиратами, побывал в Сиракузах, Мессане. Потом в Кротоне, Таренте, Брундизии. Рыскал по рынкам, расспрашивал. Безрезультатно.
Шли дни, месяцы. Эвдор и Аристид внимательно следили за римлянином. Тот прижился на "Меланиппе", незаметно влился в команду. Работал веслом, участвовал в паре заварух, доказав, что не зря ест свой хлеб. Мышелов иногда заводил беседы с ним, рассказывал о делах на востоке. Делился такими сведениями, которые весьма непросто было добыть, просто слушая рыночные сплетни. Наблюдал за реакцией. Квинт не задавал вопросов. Его снова одолевала апатия.
Когда Сулла высадился в Италии, и началась война, Север несколько оживился, стал внимательно следить за новостями, благо пираты теперь посещали почти исключительно италийские порты. Правда, дела у марианцев шли плохо, поэтому Квинт лишь скрежетал зубами и негромко ругался, понося последними словами Суллу и его противников-неумех.
В один прекрасный день Эвдор задал Квинту прямой вопрос:
– Почему сейчас ты все еще с нами? Почему не присоединишься к своим?
Север ответил не сразу.
– Хотел сначала. Но временами мне казалось, что я уже нащупал след.
– Теперь не кажется?
Квинт медленно помотал головой. Долго молчал. Эвдор уже хотел что-то сказать, когда Север, наконец, заговорил:
– Сертория не допустили к высшему командованию. Эти идиоты, Карбон и Марий, тащат все прямиком в бездну. Я не хочу в этом участвовать.
– Доверяешь только Серторию?
– Да.
Эвдор оставил его в покое. Он все время куда-то уезжал, а пираты сиднем сидели в Остии. В подбрюшье у Волчицы. Безопасно сидели. Ну, разве что пришлось перетереть с некими уважаемыми людьми, которые крышевали на Тибре склады и причалы. Их власть распространялась на всю реку от портика Эмилия, что в самом Городе, до Остии. Выше по течению река принадлежала другим, не менее авторитетным людям.
Эвдор уладил все дела без особого труда. Квинт отметил, что Мышелова в Риме явно неплохо знали и уважали. Не те важные люди, которые облечены государственными должностями или владеют большим состоянием. Иные, незаметные, но при этом не менее влиятельные.
"Наш пострел везде поспел..."
Когда прошли ноябрьские календы, и Рим и Остия гудели, как один большой разворошенный муравейник. Из Города потянулись беженцы. Далеко не все из них поддерживали марианцев. Просто испугались того террора, который начался после завершения Коллинской битвы. Слишком хорошо все помнили, как сам Марий и его озверевшие рабы истребляли людей безо всякого разбору. Очень быстро стало ясно, что Сулла достижения своего врага превзойдет. Рассказы о зверствах сулланцев множились день ото дня и были один страшнее другого.
