не сомневалась, что, если бы важный гость не распорядился соответственно, их бы и на порог никто не пустил.
Мужчина, который, как видно, ждал их, скорее всего слышал голоса за занавеской, но даже не пошевелился, Замиль однако видела, как плывёт по его кабинке дымок шиши. Встретивший их управитель сделал им знак следовать за ним, подошёл к кабинке, тронул висящий сбоку шнур, и она услышала его почтительный голос:
– Mon seigneur, женщины, о которых вы говорили, ждут вас.
– Женщины? – услышала она приглушенный голос и узнала знакомый ей манерный выговор – так говорили тунисцы из высших слоёв общества, которым специально ставили считавшееся изысканным произношение, близкое к фусха, чтобы они отличались от всякой черни. – Сколько их?
– Три, mon seigneur,
– Пусть войдут.
Мужчина задёрнул занавеску, повернулся к ним и сдержанно, но вполне почтительно сделал приглашающий жест.
Таонга вошла первой, Замиль и Джайда скользнули под покрывало следом.
Огороженная комната была выдержана в магрибском стиле: два диванчика друг напротив друга, очень низкий столик, на котором стояла шиша, рядом круглый столик на одной витой ножке. Мужчина, державший в руке трубку от шиши, скользнул по ним равнодушным взглядам и, бросив «Салам», указал на диванчик напротив него. Таонга сразу же присела, подобрав своё широкое бело-синее платье, Замиль заколебалась. Им втроём едва хватит места всем вместе, да и мужчина не выглядел как радушный гость. Изучая их из-под густых бровей, он поднёс трубку от шиши к губам, падавший откуда-то сверху рассеянный свет преломился на золотой печатке, охватывавшей его мизинец.
– Мавританец решил послать сразу весь гарем? – с усмешкой произнёс он всё с тем же великосветским выговором.
– Так получилось, сайиди, – Таонга говорила медленно, точно подбирая слова, и конечно, на мушатари – говоре Острова, – Са… мой мужчина ранен, и мы очень обеспокоены. Мы видели сегодня человека, который похож на шпика Орденских братьев.
– Он следовал за вами? – мужчина говорил явно поставленным, лениво-равнодушным голосом, но что-то в его позе заставило Замиль понять – его обеспокоила новость.
– Нет, – Таонга качнула головой, – но рядом с нами ехали другие. Мы думаем, что это орденские братья. Мы очень боялись, что они нас узнают, но они вышли напротив мечети и…
– Какой мечети? – прервал её мужчина.
– На углу, – Замиль заговорила раньше, чем Таонга успела ответить, – я слышала, как её называют мечеть Сиди Саида. Там сейчас их большое собрание, не то проповедь – стоят машины, флаги, громкоговорители.
– Merde, – процедил мужчина, и она увидела, как его пальцы стиснули ободок шиши, – крикливые обезьяны. Только их здесь и не хватало. Ладно, тем больше причин не тянуть. Показывайте, что принесли.
Таонга потянулась к сумочке и вытащила из неё наладонник.
– Это Салаха, – тихо сказала она, – он велел отдать тебе его, сайиди. В обмен на… на всё, что полагается.
Мужчина изучал содержимое наладонника долго, его пальцы танцевали по экрану, золотые перстни поблёскивали, как тлеющие в костре угольки. Он, кажется, совсем забыл про свою шишу, так ни разу и не затянувшись. Наконец он поднял голову, и одновременно где-то за шёлковой перегородкой их «ложи» послышались голоса. Слов было не разобрать, но Замиль показалось, что звучали они встревоженно.
– Беру, – сказал мужчина, его голос изменился, теперь он был уже не вальяжно-презрительным, а сухо-деловым, – по оговорённой цене.
Таонга кивнула, подобравшись.
– Наличными, всю сумму сразу, и документы тоже, – сказала она, и Замиль увидела, как по лицу мужчины пробежала презрительная гримаса.
– Ты будешь учить меня, как ведутся дела? – бросил он, нащупывая одной рукой что-то лежавшее за подушкой.
Нашарив, он вытащил кожаную сумку, из тех, что кладутся на соседнее сидение автомобиля – даже в рассеянном свете Замиль оценила работу. Дорогая сумка для дорогой машины. Мужчина, чьё имя им так и оставалось неизвестным, раскрыл сумку, и в этот миг из-за занавески опять послышались голоса, и теперь уже в них звучала открытая тревога. Качнулась занавеска, и в открывшемся проёме опять появился встретивший их на входе мужчина.
– Mon seigneur, плохие новости, – заговорил он, даже не извинившись за вторжение, и Замиль ясно услышала, как его поставленный, подражавший аристократическому, выговор сменился на обычную речь жителя Суса, – на площади беспорядки, фитна. Там слышны были взрывы, и теперь они направляются к нам, и машины, и люди…
– Кто направляется? – их собеседник моментально подобрался, Замиль увидела, как он закрыл сумку. – Сколько их?
– Не знаю, один наш господин видел их, они кричали оскорбления, а потом прозвучали выстрелы. Боюсь, что они направляются к «Дахле», как будто кто-то направил.
При этом его взгляд невольно скользнул по Замиль и двум другим женщинам, сидящим на диванчике. Она напряглась, чувствуя, что сейчас решается всё.
– Мы здесь ни при чём, – поспешно заговорила сбоку от неё Таонга, но мужчины не обратили внимания.
Их собеседник вскочил, тут же отбросив шишу, наладонник Салаха исчез в кармане его просторной рубахи.
– Мы так не договаривались, вы должны отдать нам… – начала было Таонга, но тут её слова прервал грохот, смешанный со звоном бьющегося стекла, контрапунктом завизжали люди и взвыла сирена сигнализации.
Мужчина, уже стоявший на ногах, рванулся в сторону, но Джайда, так и не присевшая за весь их разговор, вдруг выбросила ногу, и тот, споткнувшись, рухнул вниз.
– Хватай сумку, сумку хватай! – словно некая сила подбросила Замиль с места.
Сквозь распахнутую занавеску на них пахнуло гарью, где-то неотрывно кричал человек, не то от страха, не то от боли, а опрокинутый Джайдой мужчина яростно ругался по-французски. Наклонившись, Джайда схватилась за его сумку:
– Деньги, сайид, нам нужны эти деньги! – выкрикнула она, но привставший наконец мужчина с размаху двинул её кулаком по лицу, и девушка вскрикнула.
Замиль, выскочившая следом, краем глаза видела, как мигает освещение в кальянной, слышала треск, подозрительно напоминавший звуки пламени, но у неё не оставалось времени отвлекаться на это. Увидев, что мужчина приподнялся, снова схватившись за свою сумку, она с размаху двинула его пяткой под колено, и он с воем согнулся. Уроки Тони не прошли даром,