Подумать только: если бы не вмешательство Даглесс, Джеймс умер бы, не дожив и до двух лет!
Гид пригласила группу в следующую комнату, продолжая рассказывать о следующем поколении Стаффордов, но Даглесс не стала слушать и покинула комнату. Когда она была здесь впервые, Торнуик-Касл наполовину лежал в руинах, но Николас показал ей барельеф с портретом Кита, белевший высоко на стене, примерно на уровне второго этажа. К сожалению, второй этаж не был открыт для посещений.
Но Даглесс слишком много пережила, чтобы позволить такой мелочи помешать задуманному. Она открыла дверь с надписью «Вход воспрещен» и оказалась в маленькой гостиной с мебелью, обитой английским мебельным ситцем. Чувствуя себя кем-то вроде шпионки и воровки одновременно, но отчетливо понимая при этом, что отступать поздно, она подошла к двери и выглянула в коридор. Никого. Она осторожно двинулась вперед, думая, что ковер на полу заглушает шаги куда лучше, чем шуршащая солома.
Наконец она нашла лестницу и поднялась на второй этаж. Дважды, заслышав шаги, пришлось прятаться, но, слава богу, ее не заметили. Во времена Николаса здесь наверняка сновало столько слуг, что чужаку было бы невозможно незамеченным подняться на второй этаж, но эти дни давно прошли.
Оказавшись на втором этаже, она долго оглядывалась, не в силах сразу вспомнить, где находится барельеф. Пришлось заглянуть в три комнаты, пока она не оказалась в спальне. И там увидела лепной портрет Кита почти под потолком, над антикварным комодом орехового дерева.
Но тут из смежной ванной неожиданно вышла горничная, и Даглесс пришлось распластаться между комодом и стеной и, затаив дыхание, ждать, пока женщина поправила покрывало на кровати и покинула комнату.
Оставшись одна, Даглесс принялась за работу. Подвинула к комоду тяжелый стул, взобралась на него и только положила руку на барельеф, как дверь снова открылась. Даглесс опять прижалась к стене.
На этот раз горничная появилась с грудой полотенец и не заметила Даглесс. Та молилась до тех пор, пока женщина не ушла.
Едва дверь закрылась, Даглесс протянула руку и коснулась каменного лица Кита. Барельеф казался таким тяжелым и неподатливым, что она пожалела, что не захватила ни отвертки, ни маленького ломика. Она тянула и толкала и была уже готова сдаться, когда камень шевельнулся. Даглесс переломала ногти и ссадила костяшки пальцев, но ей удалось отодвинуть барельеф. Тяжело дыша, она встала на цыпочки и заглянула внутрь. Там в углублении лежал маленький, завернутый в ткань сверток. Даглесс поспешно вынула сверток, сунула в карман, поставила барельеф на место и спрыгнула на пол. Она так торопилась, что даже не стала тратить время и ставить на место стул.
Ей и на этот раз повезло: удалось спуститься вниз и незамеченной вернуться к группе, как раз когда туристы собрались в последней комнате.
– А здесь выставлены кружева, – говорила гид. – Большинство принадлежит викторианской эпохе, но у нас имеется один, совершенно необычный образец шестнадцатого века. – Даглесс насторожилась. – Похоже, что хотя лорд Николас Стаффорд так и не женился, в его прошлом была таинственная женщина. На смертном одре он попросил похоронить его с этим кружевом, но произошла какая-то путаница, и лорда Николаса положили в гроб без него. Тогда его сын Джеймс заявил, что поскольку кружево так много значило для его любимого отца, оно будет храниться на почетном месте в его семье.
Даглесс пришлось ждать, пока отойдут остальные, прежде чем она смогла подойти к витрине. Там под стеклом, теперь уже пожелтевшая и истончившаяся, лежала кружевная манжета, которую плела для нее Гонория. Имя «Даглесс» было окружено виньеткой из птиц и животных.
– Даглесс? – засмеялся какой-то тип. – Это мужское имя. Может, старина Ник не женился, потому что был маленьким… – Он недвусмысленно ухмыльнулся. – Словом, вы знаете…
Даглесс вмешалась прежде, чем гид успела что-то ответить:
– К вашему сведению, в шестнадцатом веке имя Даглесс было женским, и могу заверить, что лорд Николас не был маленьким… словом, вы знаете.
Она окинула туриста пренебрежительным взглядом и, повернувшись, покинула дом.
Предстояла еще прогулка по садам. Хотя остальные туристы восхищались их красотой, Даглесс втайне посчитала, что они выглядят неухоженными и заброшенными. Забравшись в укромный уголок, она села на скамью, вынула из кармана сверток и взялась за ленточку из провощенной ткани, которой четыреста лет назад касались руки Николаса. Пальцы Даглесс задрожали, а глаза затуманились слезами.
На свет появился миниатюрный портрет Николаса. Краски были так же свежи и ярки, как в тот день, когда он был нарисован.
– Николас, – прошептала она, дотронувшись кончиком пальца до его лица. – О Николас, неужели я навсегда тебя потеряла? Неужели ты ушел от меня?
Она погладила миниатюру, перевернула и увидела на обратной стороне какую-то надпись. Поднесла портрет к свету и прочитала:
«Время бессильно. Любовь переживет все».
И две буквы, одна над другой: сверху «Д», снизу «Н».
Прислонившись к старой каменной ограде, она сморгнула слезы.
– Николас, вернись ко мне. Пожалуйста, вернись…
Она еще долго сидела, словно ждала чего-то, прежде чем подняться. Оказалось, что время ленча прошло, поэтому она отправилась в кафетерий и заказала булочки и чайник крепкого черного чая. За едой она читала путеводители, купленные в Белвуде и Торнуике.
И с каждым прочитанным словом твердила себе, что случившееся стоило потери любимого человека. Ее сердечная боль оправданна. Какое значение имеет любовь между мужчиной и женщиной, когда, пожертвовав ею, она изменила историю. Зато Кит остался жив, леди Маргарет осталась жива и Николаса не казнили. Кроме того, семейная честь была спасена, и теперешний Стаффорд – герцог и родственник королевской семьи.
Что против всего этого какой-то мелкий, ничтожный роман?!
Она допила чай и направилась к станции. Теперь можно лететь домой. В Америку. К своей семье. Больше она не будет чужачкой. И никогда не станет изображать из себя кого-то, кем на самом деле не является.
По дороге в Ашбертон она убеждала себя, что должна радоваться. Они с Николасом так многого достигли! Кому еще повезло так изменить историю? А вот Даглесс получила эту возможность. Благодаря ее усилиям семейство Стаффордов процветает. По всей Англии стоят прекрасные здания, потому что она уговорила Николаса не зарывать в землю талант. Кроме того…
На этом месте она потеряла нить размышлений. Нет смысла диктовать себе, какие именно чувства следует испытывать, потому что на сердце лежала свинцовая тяжесть, а тоска грызла душу.
