Проводил взглядом лошадок — действительно, очень красивые создания — дал кулаком по голове Гаду, жаждавшему немедленно познакомиться с кобылами поближе. Знакомство такое в планах Аркадия присутствовало, но позже. Пока Гаду предстояло потерпеть.
«Кстати, столько кобыл для одного жеребца — перебор. Сдохнет перетрудившись увеличивая поголовье. Придётся закупать ещё одного кабардинского жеребца, или двух-трёх, надо будет опытных лошадников расспросить».
Уже собираясь поворачивать обратно, заметил идущий с большой скоростью вверх по реке струг. Решил подождать, корабль, видимо вёз какую-то важную весть, иначе казаки не стали бы корячиться, так выкладываясь. Одно известие попаданец ждал давно, с огромной надеждой, поэтому невольно разволновался, как юнец, ждущий свою любимую. Корабль шёл быстро, времени до его прибытия прошло немного, но Аркадий испереживался. Наконец судёнышко выскочило носом на берег, с него ловко спустился хорошо известный попаданцу пластун Иван Бульк и, увидев всадника подбежал к нему.
— Косой крест с перекладиной вверху! — тихим голосом, но безусловно воскликнул Бульк.
Аркадию на мгновение показалось, что он не может вздохнуть. Это было именно то известие, которого он ждал.
— Это точно? Голубь ваш?
— Да, совершенно точно. И голубь наш, один из пяти, остальные, боюсь, не добрались.
— Это уже не имеет значения. Поехали сразу к Петрову. Иди за мной.
«Ирония судьбы. Всегда относился к голубям как к летающим крысам. То есть, даже много хуже, чем к крысам. Пацюков, по крайней мере, за ум можно уважать, а голуби… тупые, наглые и вредные твари. И вот важнейшее в моей жизни сообщение приносит голубь. Причём, как понял, посланы в путь были пять птиц, а долетела только одна. Значит остальные сгинули по пути, заплатив своими жизнями за своевременный приход вести к нам. Н-да… а любить их всё равно не тянет».
Круиз по Черноморью
Чёрное море у побережья Малой Азии, … августа 7146 года от с.м
Голос Иван сорвал дня два назад, и командовать приходилось шёпотом в ухо громкоголосого Василия Свистунова. А уж он, выкрикивал команды наказного атамана эскадры в сделанный по указаниям Москаля-чародея большой медный рупор. Для других кораблей приказы, естественно, дублировались флажками, поднимаемыми на мачту и привычным казацкому уху барабанным боем. Да вот беда, для большой эскадры и «правильного боя» флажков и их сочетаний использовать надо много, а командиры галер и сигнальщики выучить их твёрдо сподобились не все. И новые «барабанные» команды иногда понимались самым неожиданным образом. Да и сам атаман, чего уж там, временами не успевал вовремя дать нужную команду. Не было у него необходимых навыков.
«Старому кобелю учиться новым выкрутасам… трудно. Но куда деться? Идти в монастырь рановато, вроде бы. Отдать атаманство? Оно, конечно, в таком деле и говорить ничего не надо. Жаждущие покомандовать сами быстро заметят, что у атамана хватка не та, сил меньше стало, мигом из рук булаву выхватят, ещё ею же и голове навернут. Чтоб не попытался за неё бороться. Только становиться под власть разных молокососов… нет уж. Есть ещё порох в пороховницах!»
Казацкий флот, разбитый на пять эскадр, тренировался. Легче всех было Фёдорову, он командовал стругами. Пусть их было больше сотни, но дело для казаков привычное. Правда давно уже не был на стругах столько новичков. Ведь не только бывшие хлопы с Малороссии, но и сноровисто обращавшиеся с оружием бывшие городовые казаки и стрельцы из Великороссии, черкесы-горцы, решившие стать казаками татары, по морю не плавали. Одно дело слушать рассказы о захвате турецких судов, и другое, ох, совсем другое, брать чужой корабль на абордаж. Даже на тренировках, когда в тебя не палят из пушек и ружей. Нескольких человек из упавших в воду во время тренировок не успели выловить из воды. В отличие от опытных казаков, многие из новичков плавать не умели.
На бывших турецких, а ныне казацких галерах эта проблема стояла также во весь рост. Новичков было заметно больше, чем ветеранов. И вопрос был не только в неопытности новиков и молодыков. До недавнего времени главным, практически основным источником оружия у казаков были трофеи. Следовательно и вооружение на флоте было, по казацким меркам, очень плохое. Немалые трудности были и у возглавлявших галеры и абордажные команды опытных казаков. Ходить на струге — совершенно не то, что командовать несравненно большей галерой. Да и оглядываться на флажки, не всегда легкоразличимые, казаки не привыкли, как и к новым барабанным командам. В результате даже простейшее перестроение из походного строя в развёрнутую линию выполнялось медленно и редко обходилось без происшествий. Три галеры уже ремонтировались на казацкой верфи после столкновений и чуяло Иваново сердце, они были не последними. Оставалось благодарить Бога, что не было пока самотопов.
Хуже всего дела шли на пятой, парусной эскадре. Помимо отсутствия опыта хождения на чисто парусных судах, пришлось привлечь для работы с парусами греков-рыбаков, капитанов и наказного атамана эскадры, Трясило донимала разнородность эскадры. Кроме двух гафельных шхун, построенных на собственной верфи, в неё входило семнадцать судов турецкой и греческой, в общем, османской постройки. Все эти скафо, чектирмы, поллуки строились в разное время и с совершенно различным предназначением. Естественно, они существенно разнились не только по величине, но и скорости и манёвренности. Половина изначально не могла нести пушек крупнее шестифунтовок, а то и трёхфунтовых фальконетов. А уж как эти суда шли вместе… слов нет, одни эмоции. Зато мат над эскадрой висел постоянно, временами сгущаясь до почти зримой ощутимости. На полутора десятках языках. Однако, помогали энергичные выражения плохо. Наказному атаману и его командирам не удалось ещё ни разу даже выдержать походный строй. То одно, то другое, часто два-три судна сразу, вываливались из строя, чрезмерно ускорялись или неожиданно замедлялись. То, что они не посталкивались друг с другом в первый же день, можно было объяснить только божьей милостью. Но сколько же можно испытывать Его терпение!
Предназначалась пятая эскадра не для боя, а для перевозки десанта, но при нынешнем положении дел возникали серьёзные сомнения в том, что эти суда смогут вовремя и вместе добраться до цели. Тем более, что идти предстояло по ночам, как и высаживать десант. Учитывая, как «ловко» обращались казаки с гафельными и латинскими парусами, как «хорошо» понимали своих командиров новые казаки-греки, перспективы вырисовывались самые мрачные. А ведь шхуны несли самое мощное вооружение из всех кораблей казацкого флота, по шестнадцать двенадцатифунтовых пушек и четыре восьмифунтовки. Ох, сколько пришлось потратить усилий, чтобы перелить пушки под единый калибр… вспоминать не хотелось.
