Однако отец ничего не желал слышать об этой идее и настаивал на том, что сын обязан следовать семейной традиции, насчитывающей уже шесть поколений военных. Предки Брайана служили ещё в императорской армии Российской империи. Последние без малого сто лет – в армии США. После года бесконечных споров семья сошлась на компромиссе – по окончании школы Брайан направился в соседний Абердин, где записался в армию. Этим он одним камнем убивал двух птиц – приобретал воинский опыт в традициях семьи и зарабатывал свои собственные деньги на образование, дабы не обременять себя кредитами на полжизни. Шурша колёсами отцовской «тойоты-тундры» по залитому солнцем горячему асфальту парковки рекрутского офиса в Абердине, Брайан не то что помыслить – он не смог бы и выговорить названия тех мест, куда его забросила судьба. Попал он, как и все парни, набранные к западу от Мисссипи, в тренировочный лагерь армии США, расположенный в Сан-Диего, что в Калифорнии.
Холмы и леса Каскадии, бесконечные зелёные просторы Северо-Запада, были так похожи на нынешнюю, вторую, родину – Ангарию. Только вместо великого Тихого океана – священное озеро Байкал. Вернётся ли он когда-нибудь в родные края? Этот вопрос, бывало, нет-нет да и приходил в голову ангарского наместника Моонзундских островов в Балтийском море. Ничего невозможного нет, думал Белов. Оказался же он за тысячи километров к западу от Байкала, так почему же в недалёком будущем не оказаться на тысячи километров восточнее?
А тогда, после того как он вышел из дверей рекрутского офиса, привычным движением надев солнечные очки, в его голове был готовый жизненный план на десяток лет вперёд. При поступлении на армейскую службу – командировка на какую-нибудь Окинаву или Раммштайн в Германии или, если не повезёт, в Ирак или Афганистан. Ну а после истечения четырёхгодичного контракта можно будет поступать в университет. После успешного окончания которого ему будет легко найти неплохую работу в какой-нибудь технологической фирме Сиэтла.
Однако уже во время предварительной тренировки в Сан-Диего Брайана какой-то чёрт дёрнул поспорить с сержантом Харрингтоном, что ему под силу будет попасть в спецназ. И ведь добился своего, прошёл через все круги ада тренировок «чёрных пик», чтобы через полтора года самому стать сержантом. Вместе с повышением Брайан получил небольшой отпуск, после которого отбыл в неведомую страну под названием Киргизия. У неё было и более длинное название – что-то там со «…стан» на конце, но это уже было чистым издевательством над личностью – заставлять произносить такое.
«Подъём! Подъём! Вставайте, гомики, мать вашу!» Каждый день старший барака Малик, афроамериканец из Алабамы, будил будущих сержантов-морпехов этой фразой.
Брайан расистом не был, ему было по барабану, какого цвета кожа твоего сослуживца, главное – чтобы человек был хороший. Но суровая правда жизни расставила свои акценты. В его подразделении чёрных была примерно четверть от личного состава, но казалось, что все проблемы исходили именно от этой четверти. Среди них было полно парней даже с судимостями, в основном за мелкие кражи, и армия давала им эдакую реабилитацию. Чёрные ребята, что выросли в неблагополучных районах, решили для себя, что армия – это единственная возможность не только увидеть мир, но и поднять денег. А заодно и вдоволь поглумиться над «снежками». Что у них особенно получилось после того, как остатки его подразделения, дислоцированного на авиабазе в богом забытой Киргизии, ушли в секретный проход между мирами. Именно за этот мир воевал Китай, и, чёрт возьми, он того стоит! Что бы случилось, попади сюда китайцы, Брайан боялся даже представить.
Кстати, после колледжа Белов хотел устроиться в одну из сотен компаний Сиэтла – центра северо-западных штатов и одного из красивейших и удобных для проживания городов в США. Но сейчас он занял такую вакансию, о которой никто из его знакомых, друзей и родственников и знать не мог, да и не понял бы, пустись Брайан в объяснения. И к слову, теперь Белов уже крепко сомневался, что в этом мире появится его бывшая родина – прекрасная для одних и ужасная для остальных, страна со своими достоинствами и недостатками. Время покажет. А пока… «…Я дома», – думал Брайан, теребя золотые локоны Хельги.
– И это хорошо, – пробормотал он.
Немка, укрытая одеялом, тихонько сопела, уткнувшись носиком в его плечо. Рука Брайана скользнула под одеяло, где её обдало теплом тела девушки. Погладив её нежную кожу, он вдруг затормошил её, заставив проснуться.
– Что такое? – непонимающе пробормотала она, щуря глаза и прикрывая их ладошкой от света огня, играющего в камине.
Белов вдоволь полюбовался на неё и, притянув к груди, сказал:
– Скоро на острове появится православная церковь.
– И что? – проговорила она, непонимающе посмотрев на любимого бездонными голубыми глазами и наморщив лобик.
– Тогда я смогу пригласить священника, и он нас обвенчает, – прошептал Брайан. – Широко распахнутые ресницы и приоткрытый в изумлении ротик девушки заставили Белова рассмеяться. – Что, ты боишься, отец не одобрит твой выбор? – погладил он волосы девушки.
В ответ Хельга поцеловала его, отбросив ставшее ненужным тёплое одеяло.
В начале третьей недели сентября давно и с нетерпением ожидаемые вести достигли Аренсбурга, вместе с очередной группой беглецов из Эстляндии, имевших родню на островах. Русский царь Михаил Фёдорович решился двинуть свои полки на шведские украйны. За десятилетие, прошедшее после успешного применения новых полков в Смоленскую войну, армия на Руси качественно изменилась. Теперь до половины русского войска составляли полки нового строя – солдатские, драгунские и рейтарские. Стрельцы, как остальная часть воинства, нисколько не противоречили идеям Михаила Фёдоровича, обновлявшего русскую армию на европейский манер. Стрелецкие полки, по сути, являлись калькой европейских терций, получив по царскому указу длинные пики. Так что пикинёры, кроме основного оружия вооружённые ещё саблей или шпагой, в стрелецких полках стали нормой. Кроме того, от именования стрелецких полков приказами отказались и была произведена их унификация – с недавнего времени полки стали являться тысячными по составу. Единственно, на изменение именования стрелецкого головы и сотников, по европейскому обычаю, как полковника и капитанов, государь не решился, оставив чины без изменения.
Причём взялся за реформу армии Михаил Фёдорович, будучи тяжко больным – уже несколько долгих лет его мучили опухавшие ноги, отчего его носили в кресле. К тому же он стал близорук, и царю приходилось носить очки, а вскоре к его мучениям добавилась и тяжкая водяная болезнь, изводившая не старого ещё человека. Государь, не перешагнувший даже пятидесятилетнего рубежа, тихо угасал на глазах двора и родни, слабея телом, но не душой. Начиная эту войну, Михаил Романов желал остаться в памяти людской как удачливый на военном поприще государь, сокрушивший по очереди двух злейших врагов Руси – ляхов и свеев. И если первые были повержены и замирены, то о возможности дожить до победы над шведами царь молил Бога еженощно.
