Ознакомительная версия.
Фатальным. Финальным.
Обаятельный старикан с загадочным прошлым, встреченный Гунтером фон Райхертом в кабаке на далеком острове Сицилия, пошатнулся, сложился пополам и упал вперед. Германцу помстилось, будто он разглядел выражение на прокаленном солнцем Аравии и продубленном солеными ветрами Средиземноморья лице мессира Ангеррана – не боль, не испуг, но вновь безмерное, безграничное удивление. Словно господин де Фуа был неколебимо уверен в том, что смерть не имеет права коснуться его своим крылом, а вот сегодня на собственной шкуре убедился в обратном. В том, что Господь ведет счет всем душам – праведным и заблудшим, отмеривая им положенный срок и прибирая к себе в тот день, который он сочтет нужным.
Вытоптанная уличная земля быстро пропитывалась кровью.
– Еще немного – и зуб даю, уходил бы меня бойкий старец, – рядом возник Мак-Лауд, переводивший дыхание с таким трудом, будто ему только что довелось проскакать от Тарса до Коньи. – Меч у тебя скверный. Пошли, выпьем за помин души раба Божьего Ангеррана.
– Мне думается, на самом деле у него было совсем другое имя, – неожиданно для самого себя брякнул германец. – И он не имел никакого отношения к роду де Фуа из Лангедока.
– Очень даже может быть, – рассеянно согласился Дугал. – Но какая нам теперь разница? Его нет, а мы живы. Так продашь Мелвих или нет?..
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Малая речка Салеф
Вечер 9 июня.Окрестности города Сис.Киликийская Армения.
Вошедшая в историю речка Салеф ничуть не заслуживала своей громкой славы. Гунтер даже не был уверен, что перед ним именно Салеф – по окрестным ложбинам в скалистых холмах, через которые сейчас шла армия, к морю бежало не меньше пяти подобных речек. Раздувшиеся от весенних дождей и тающих где-то на вершинах Таврийских гор снегов, неглубокие, но бурные ручейки, каменистые и холодные. Через них даже мостов не наводили и переправ не искали – тяжелые на ногу рыцарские кони без труда пересекали эти малые преграды вброд и вплавь, довольно фыркая и рассыпая вокруг себя облака сверкающих брызг.
Армия бодро шла вдоль побережья на восток, между отрогами затянутых густой темной зеленью холмов, мимо армянских деревушек и оседлавших горные перевалы крепостей. «День-ночь, день-ночь, мы идем по Африке…» – бормотал про себя мессир фон Райхерт, рассеянно созерцая меняющиеся и вместе с тем однообразные пейзажи Киликийской Армении: горы, леса-перелески, возделанные поля, виноградники, снова горы и узкие долины. Чужая страна, живущая своей обыденной жизнью, и вытянувшаяся длинной змеей армия, за передвижением которой можно следить по висящему над ней облаку пыли. А поскольку края здесь вполне цивилизованные и обжитые, с дорогами и трактами, то и войско движется достаточно бодро, покрывая, по примерным подсчетам, до тридцати-сорока лиг в день. Нет недостатка ни в воде, ни в корме для лошадей, ни в провианте для людей. Никто не нападает из засады, никто не чинит препятствий, местные жители выказывают воинам Гроба Господня изрядное уважение – не поход, а благость какая-то. Разве что который день стоит жара, и солнце, как прибитое к безупречно синему небосклону, сверкающим золотым безантом висит над головой.
Настроение у мессира фон Райхерта было странным. Двояким. С одной стороны, он вроде приспособился к местным условиям и привык к походной жизни. С другой – берега Салефа с каждым днем неуклонно приближались, а ему и его спутникам так и не удалось ничего толком разузнать. Да и спутников, если признаться честно, у Гунтера больше не было. Как и почетного, но ничего не означающего титула «барон Мелвих».
Имение в северных шотландских землях было продано ровно за семьдесят два золотых английских шиллинга. То есть за шесть фунтов стерлингов, имеющих хождение на землях английской короны и сопредельных владениях. Каковая сумма была вручена мессиру фон Райхерту в ювелирных изделиях и драгоценных камнях – охотно взвешенных, осмотренных и оцененных сопровождавшими армию итальянскими ростовщиками и менялами.
– Ты чего, в Константинополе успел забраться в императорскую сокровищницу? – хмыкнул германец, с некоторым удивлением взирая на изрядной величины кучку золотых побрякушек греческой работы. Вещицы были довольно тяжелыми и грубоватого литья – как и почти все средневековые изделия, да и пошедшее на них золото было не самой высокой пробы. Камни тоже выглядели плохо ограненными, и лишь изредка вспыхивали в солнечных лучах острым и ярким радужным бликом. У Мак-Лауда достало совести не предлагать в качестве оплаты свою долю Лоншановых драгоценностей – полученную от компаньонов фактически задаром.
«А я ведь теперь очень богатый человек, – размышлял Гунтер. – Надо же, какой вышел круговорот денег в природе. Гай своей долей сокровищ почти не воспользовался, как благородный рыцарь, вернул их сотоварищам. Поместье я продал – пусть теперь Дугал с ним мается. Осталось только найти способ обзавестись землевладением где-нибудь в Европе – и можно считать, жизнь удалась. Крестоносный воитель вернулся из похода с богатыми трофеями. Одно неясно – зачем все это было, к чему?»
Сделка была заключена в процветающем приморском городке под названием Айяс, Мишеля пригласили быть свидетелем. Нормандец вволю похихикал над тем обстоятельством, что Дугал Мак-Лауд отныне становится бароном Мелвих, но любой бы заметил – случившееся с друзьями не слишком занимает молодого де Фармера. У нормандца имелись свои заботы, да и сам он уже больше не был тем рыцарем-неудачником с большой дороги, что почти девять месяцев назад самоуверенно выступил в поход из далекого баронства в лесах Нормандии. Однако и Мишель, и Гунтер были изрядно удивлены решением кельта, высказанным сразу же после подписания высокими договаривающимися сторонами всех потребных пергаментов и перехода денег из рук в руки.
– Уезжаем мы, – просто и незамысловато брякнул Мак-Лауд. – Завтра утром. В гавани сыскался корабль, идущий с грузом в Ираклион на Крите. Оттуда поплывем в Мессину, а там наверняка отыщется судно до французского побережья. Решено и кончено – будет с меня. К осени, глядишь, доберемся до Острова… – выражение лица и зеленоватых глаз Дугала стало ностальгически-мечтательным – или Гунтеру так показалось.
– Ты же вроде в Тир к Конраду собирался… – заикнулся германец. Ответом послужил непристойный жест и раздраженное:
– Ничего, господин маркграф и без меня как-нибудь обойдутся. Послужил и будет. Ежели доведется встретить мессира Монферрата – передайте ему поклон от Данни. Так, мол, и так, спасибо за добро и ласку, но разошлись наши дороги. И вот что… как и куда я подался – никому ни слова. Ясно?..
Ознакомительная версия.
