– Третье.
Шишкинд аж просиял.
– Мы говорим о каннибалах.
– И я о них, родимых. Каннибализм ритуален. Его нельзя практиковать без соответствующего религиозного оформления. Если вы, как маньяк, подадите договаривающейся стороне тосты с некурящей блондинкой, высока вероятность, что ваше поведение сочтут оскорбительным.
– Кроме дикарей, вопросов нет? – буркнул пристыженный профессор. Он и сам знал, что выбрал не ту специальность. Вся душа вопияла против запрета соваться со своим уставом в чужой монастырь.
– «Что, по мысли самих жителей, могло установить мир в Пуштуно-афганском халифате?» – продолжала Галя. – Варианты. Международные миротворческие силы. Введение выборов и образование парламентской республики. Переговоры с оппозицией. Женитьба короля Абдаллы на представительницах шестнадцати населяющих страну племен.
– Последнее.
– Опять в точку, – восхитилась Резвая. – Ты можешь представлять нашу дипломатию на переговорах.
Шишкинд заметно расстроился.
– Я бы выбрал из трех первых. Сочетание дало бы нужный результат.
Елена испытующе уставилась на коллегу.
– Смотря какой результат считать нужным. Если прочный мир и возможность дальнейшего самостоятельного развития…
– Да при чем тут мир! – рассердился профессор. – Тем более самостоятельность! Никто не самостоятелен. До чего доразвивались эти пескари? Плантации мака, козы и автоматы. Нужный результат – это изменение вектора движения цивилизации. Оппозиция это понимает. Пока идут выборы, миротворческие силы просто необходимы.
– А как только голубые каски будут отозваны, всех новоявленных парламентариев вырежут, – методично подытожила Елена Николаевна, – потому что жители, в силу культурных особенностей, не видят в них смысла.
– Да я сама порой не вижу смысла! – Галина набрала код, и одна из стенных панелей отъехала. – Добро пожаловать: наши депутаты третьи сутки обсуждают вопрос, предоставлять или нет снежным людям гражданство? Давайте уж я вам тоже цикорию налью, Борух Натанович.
Шишкинд покорно кивнул.
– Боря, ведь вы филолог, – ласково начала Коренева. – Шли бы классическую литературу преподавать. Она депрессивная. Какой-нибудь критический реализм. Трагедия маленького человека…
Ее отвлекла голограмма думского заседания. Депутаты сцепились, не зная, кем признать обнаруженных в Сибири мохнатых человекообразных существ. Людьми или животными. А от этого плясала вся юридическая база. Вносить в Красную книгу, запрещать охоту, разводить популяцию в питомниках? Или требовать знания государственного языка, исповедания веры, выписывать паспорт и трудовую книжку?
Но всяко выходило, что начинать следует с оказания гуманитарной помощи. Результатом капризов климата стал выход «чубак» из тайги к людям. «Большеногих» оказалось около ста пятидесяти тысяч, они выли и не знали, как приспособиться к изменению привычного мира. С ними были малыши. Самки выглядели почти как бабы, только дюжие и обросшие волосами от макушки до пяток.
Население их жалело. Особенно когда выяснило, что у «чубак» есть свой язык – примитивный, конечно, из звуков, постукивания и пыхтения – но позволявший договориться о еде и исполнении простой работы за нее. А, коли так, значит, «большеногие» не зверушки, что-то там своей головой думают.
– Вот вы выдадите им паспорт с двуглавым орлом, а у них даже штанов нет, чтобы его положить, – возмущался Шишкинд.
– Мало ли у кого штанов не было при вступлении в империю, – насупилась Коренева.
– Что вам непонятно в словах «реликтовый гоминоид»? Их изучать надо, а не заставлять шпалы класть.
– Минутку, – прервала спорщиков Галя. – Сейчас будем голосовать. Интерактив, все участвуют.
Это была новая мера, введенная года полтора назад. По сугубо важным вопросам высказывался не только парламент, но и весь народ, используя особый код в персональниках и получая доступ к правительственной линии. Сначала граждане, как положено, возмущались: зачем? ответственность хотят переложить! Потом повадились роптать, когда плебисцит не совпадал с решением депутатов. За императором оставалось право встать на одну из сторон. Но такое случалось редко. И, положа руку на сердце, парламентарии боялись не этого. Вдруг избиратель разохотится голосовать сам и не захочет содержать дармоедов?
– В этот день вы похороните свою конституцию, – заявлял Борух Натанович.
– Вот, вот, сейчас. Голосуем. – Галя схватила свой персональник и, хоронясь ото всех, вбила ответ. То же сделали и остальные.
Электронная система работала быстро. Первыми появились результаты Думы.
– Образованность побеждает дикость. 68 процентов против 24, остальные отсутствуют. Гоминоид остается реликтом.
– Смотри на голосование граждан, – свистящим от волнения шепотом произнесла Резвая. – «Ура, мы ломим, гнутся шведы!» – вдруг заорала она. – Нет, я верила, верила, что есть в нашем народе хорошее! Решили помочь «большеногим»!
– Поздравляю, – Шишкинд поджал губы. – Кажется, нас поставили на одну доску с шерстяными ковриками. Ах, да. Ваш царь еще не высказался.
Он был прав. Дума считала гоминоидов «скотом», а электорат – своим братом, только немым и малость лохматым. Решение за императором. Через пару минут бегущая по экрану белая строка известила, что монарх удивлен; как и остальные подданные, не знает, как надо. Поэтому берет паузу, чтобы уединиться в Архангельском соборе Московского Кремля и, для вразумления, молиться над могилами предков. А вообще «чубаки» ему нравятся.
– Поздравляю, – повторил Шишкинд, всем видом давая понять, что дело уже решено. – Каков поп, таков и приход.
– Мне пора, – Елена Николаевна встала. – Мои, наверное, уже готовы.
Все еще злая на профессора Шишкинда, Елена Николаевна начала экзамен. Напротив нее уселась голограмма девочки-отличницы, записной зубрилки Кати. Сама Катя находилась дома и отвечала дистанционно. Но даже на расстоянии она очень волновалась, о чем свидетельствовали беловатые капельки пота над переносицей. Катя могла бы получить автомат, если бы не испытывала такого ужаса перед устным выступлением. Она честно писала доклады, отвечала на тесты… Коренева не хотела ее валить, а потому намеревалась с благодушным видом выслушать любую галиматью.
Билет № 16. «Самодержавие – палладиум России». Катя понесла про Карамзина, великого историка XIX века, который разработал принцип: если во главе страны стоит монарх, то империя растет, богатеет, увеличивает численность населения и в итоге выигрывает войны. Если царя убрать, все государство рушится, как карточный домик, начинаются социальные и межнациональные столкновения, репрессии и кровавые диктатуры губят миллионы. Елена Николаевна задала простенький вопрос, что такое «палладиум»? Катя накрутила черный локон на ушко, что вовсе не было знаком раздумья – просто руки занять нечем – и тут же отозвалась: «палладиум» – это храм, святилище, отсюда Афина Паллада и рыцарь-паладин.
