— Ваше Императорское Величество!
Храп прекратился.
— Проснитесь, проснитесь немедленно!
— Что? Что такое? — Старческий голос монарха звучал испуганно. — Что случилось?
— Эрцгерцог Карл — изменник! Венгрия капитулирует!
— Что?! — Франц-Иосиф резко надавил на кнопку. Молния пробежала между оголенными контактами, с грохотом и треском сжигая кусок провода.
— Ах-х! — Император захрипел, судорожно хватаясь за грудь. Миклош Эстерхази услышал приближающийся топот ног. Он распахнул дверь.
— Доктора, скорей!
Спустя несколько мгновений перепуганная толпа слуг, лакеев, гвардейцев накатилась волной на императорский альков.
— Посторонитесь! Посторонитесь! Я доктор! — послышалось среди толпы.
Князь Эстерхази не смотрел туда, откуда доносился этот голос. Он глядел на давешнего офицера, попытавшегося включить свет и теперь с удивлением рассматривающего обугленные концы провода. Взгляды их встретились…
— Император мертв, — объявил ученый эскулап с положенной случаю торжественной грустью.
— Да здравствует император Карл! — Во весь голос закричал князь Эстерхази.
— Да здравствует император Карл! — подхватил его слова стоящий рядом офицер, а вслед за ним и все присутствующие.
* * *
Всю дорогу Барраппа проклинал идею, в первый миг казавшуюся ему удачной. Багажный ящик, в который летом складывался кожаный верх салона, по виду казался довольно просторным. На деле же скрючившийся нотер едва-едва смог уместиться в нем, точно рука в перчатке, и всю дорогу он сполна ощущал на себе всякую кочку, всякий ухаб. Чтобы не задохнуться, ему пришлось наделать дырок. Благо кинжал храмового стража позволил пробивать железо как топленое масло.
Всю дорогу он силился представить себе далекие горы, согретые полуденным солнцем, и затерянный среди них храм. Ему казалось, что он слышит, как ставшие в круг жрицы призывают на помощь тридцать шесть праведников, в безвестности живущих во всех уголках мира — тридцать шесть столпов, на которых зиждется милость божья к роду человеческому.
* * *
— …Господин обер-лейтенант, торпеда прошла под килем.
— Проклятие!
— И…
— Ну, что еще?
— Почему-то заклинило торпедный аппарат.
* * *
— …Ваше превосходительство, ваш приказ бесчестен. Я… отказываюсь его выполнять.
— Мальчишка! Да ты соображаешь, с кем говоришь?! Я тебя самого расстреляю!
— Это ваше право, но я не стану расстреливать пленных!
* * *
Барраппа не мог слышать этого. До его ушей доносился только рев мотора, какой-то лязг и шорох колес, в голове же крутились бессвязные обрывки чьих-то разговоров, прерываемые криками о помощи, выстрелами и странным, нечеловеческим смехом.
— …Господин комиссар, — слышалось ему. — В городе творится что-то невообразимое! В Париже мятеж!
— Чего же они хотят?
— Они ничего не хотят. Они громят магазины и убивают людей…
* * *
— …Ваше сиятельство, портсмутские докеры требуют немедленно прекратить войну. Они подожгли корабль с пшеницей, пришедший из Канады.
— Зачем?
— Чтобы обратить внимание на свои требования.
— Прикажите стрелять в них из пушек, чтоб им был понятней наш ответ.
* * *
Барраппу дико мутило. Звук неведомых голосов, смешение языков, взывающих о помощи, грозили взорвать его голову, точно воздушный шар, переполненный воздухом. И этот хохот… Хохот?!
Барраппа рубанул клинком по защелке хитрого замка багажного ящика. Та отлетела, словно была сделана из глины, а не из закаленной крупповской стали. Толчок, и Барраппа, выпрямившись, атакующей коброй прыгнул в мягкий пушистый снег. И в тот же миг он увидел, как разлетаются, точно отброшенные взрывной волной люди, как отрывается от земли и летит куда-то автомобиль с императорскими орлами на дверцах…
Распутин стоял в нескольких шагах от него и хохотал, уперев руки в бока. Его черная с проседью борода развевалась порывами невесть откуда взявшегося ветра, явственно напоминая пиратский флаг.
— Повелеваю вам! — резко оборвав смех, вдруг начал Старец.
Барраппа вскочил на ноги, боясь потерять равновесие, но еще больше опасаясь растратить впустую драгоценные секунды. То, что стояло перед ним, уже не было человеком. Все, что именовалось Григорием Распутиным, уж хорош он был или плох, было выжжено вмиг. Внешний облик Старца теперь служил лишь одеянием могущественного демона, ставшего во много раз сильнее, обретя плоть.
— Откликнитесь и придите на зов мой!
— Сим возвращаю плоть твою в прах! — Барраппа вскочил и резко выбросил кинжал вперед, пронзая горло вдруг разом как-то выросшего Старца. Столб дыма и пламени вырвался из отверстой раны и прямо в воздухе обернулся огромным пятнистым леопардом. С яростным рыком дикий зверь бросился в атаку и тут же отпрянул, увидев нацеленный в грудь кинжал.
Он знал, что оружие не могло уничтожить его, даже это, скованное из молний небесного архистратига. По воле божьей ангелы бессмертны, даже падшие. Сам Господь не уничтожил их, сбросив с небес. Но также он помнил, как самого малого попадания было достаточно, чтобы лишить сил могущественнейших из его соратников.
Леопард метнулся в сторону, оборачиваясь в человека с горящим взглядом и грозным, точно глаз урагана, ликом.
Поручик Вышеславцев выплюнул снег изо рта и вскочил на колени.
— Да что ж тут происходит-то?
В самом деле, представшая пред ним картина не поддавалась разумному описанию: среди валявшихся тут и там людей подбоченясь стоял Распутин и безудержно хохотал. Вдруг он остановился и начал что-то кричать. В этот миг к нему бросился какой-то мужчина с кинжалом в руке. Вышеславцев схватил оброненный наган, ствол его был забит снегом. Он с силой вытряхнул его и вскинул, целясь в убийцу.
— Стой! Нет!!! — Жандарму показалось, что совсем рядом вскочил сугроб и бросился на него. Выстрел грянул, и в тот же миг поручик ощутил, как сверху наваливается кто-то очень сильный и умелый. Револьвер отлетел в сторону. На помощь командиру уже спешили другие жандармы.
— Идиоты! — в бессильной ярости орал сотник, пытаясь вырваться из жандармских объятий. — Там демон! Его нужно добить!
— Я его узнал, это Длугаш! — кричал Вышеславцев, на четвереньках ползя за револьвером. Больше всего ему сейчас хотелось нажимать и нажимать на спусковой крючок и смотреть, как падают убитые им люди.
* * *
Барраппа покачнулся и выронил кинжал. Голоса в голове внезапно стихли, сменившись ненарушаемой ничем тишиной. Ему казалось, что должно быть больно, но боли не было. Были лишь глаза демона, горящие адским пламенем. Они становились все больше, и больше, и больше, пока не слились в единый огонь.
