– Я пытаюсь сказать, – продолжила Ефросинья, – что Емеля именно твой работник. Так что же ты про его жизнь спроса не чинишь? Ведь с Людмилой этот молодец закрутил почти сразу, как в полон попал. А та, как послушала воеводу нашего про холопство, сразу напросилась к Трофиму Игнатьичу свои беды рассказать. Мол, ежели она, свободная, за охолопленного ратника пойдет, то кем она станет? По Русской Правде, так холопкой, а мы, мол, по каким законам живем? Емелька-то еще раньше на нее глаз положил, когда нас выслеживал и с дитем ее увидал, а ей без мужа… сам догадываешься, как живется. А тот еще и влюбился в нее без памяти… Веру готов свою сменить и повенчаться с нею, абы не расставаться с такой ненаглядною красой. Токмо кто у нас тут венчает? Надо бы батюшку к нам, как церковь поставим, зазвать… Ну, воевода обнадежил ее, сказал, что оба вольными будут, отпустит он буртасца. Однако условие есть: должен тот согласиться в этих местах жить. А насчет перемены веры к Радимиру отправил… Да пусть что хотят творят, – неожиданно рассердилась Фрося и, подхватив свой камыш, отправилась раскладывать его на просушку.
А Николай, почесав, по обыкновению, затылок, ушел обратно к Емельяну выведывать у него остальные подробности формовочного состава. Однако и после очередного разговора с ним не успокоился. Как бы проверить смесь эту? Ведь жидкого металла под рукой нет!
– Ах ты, старый хрыч, – произнес он вслух и стукнул себя по лбу. – Вот уж права была Фрося. В тигле кто мешает сталь сварить? Мне же не состав важен, а температура. А если камыша к углю добавить, я ее как раз и подниму повыше, только найти гравий надо, чтобы тигли в нем закопать. Заодно Любима этому поучу. А уж при нынешнем дутье такая варка становится возможной, хотя и… не без проблем. А когда формы разного состава заливать будем, то проверим, чья правда наружу выйдет.
Так было положено начало решения очередного вопроса, показавшего, что Емеля с новыми пропорциями попал в точку. А Фрося получила в подарок новый железный котелок и к нему толстую полукруглую ручку с загогулинами на концах, которые цепляли упомянутую посудину за ушки, загнутые в форме рыболовных крючков. Кузнец же из остатков железа отковал еще подвесы, для того чтобы посудину было удобно размещать над костром, не снимая каждый раз жердину.
«И почему это я подарок сделал Фроське? – оправдывался потом перед собой за разбазаривание дорогого имущества Николай. – Вроде особо не за что, разве что совет дельный дала… Но почему бы не облегчить ей готовку в Болотном, тем более что она не только на себя готовит, но и другим бабам помогает? И это после напряженного дня, после руководства всей местной шпаной и переноски тяжестей. Вот баба! Просто клад… да и стать у нее… кхм-м… не шибко хлипче моей. Да… А вот котелок именно такой формы надо лить из чугуна. Ручку к нему иначе не прицепишь, не будет она гнуться, а так поддел за ушки – и все. Когда мы еще стальную проволоку тянуть научимся!..
* * *
Уютно устроившись на ярком зеленом ковре тянущихся вдаль лесов, бесконечный речной змей вольготно протянул свои изгибы из одного его конца в другой, огибая прерывистую гряду холмов, идущую с севера на юг. На особо крутых его поворотах отметились серыми мазками песчаные отмели, темнеющие на фоне синей ленты водной глади. Однако жаркое полуденное солнце выцветило до желтизны все мрачные тона, которыми плодородный ил отметил наносы песка на реке. Поэтому взор стороннего созерцателя, не задерживаясь ни на чем, сразу устремлялся вверх, к бесконечности блеклого от света голубого неба, пробегая по хлопьям белых облаков, сливающихся на горизонте с темнеющими лесными массивами.
Вот высоко вверху парит, высматривая добычу, величественный беркут, самая грозная птица этих мест. А внизу, под холмом, кружат над водой чайки, иногда зависая в воздухе, ловя распахнутыми крыльями порывы жаркого летнего ветра, стелющегося над речным руслом. Иной раз полет этих белых бестий проходит почти над берегом, где, выбросив свои рукотворные туши из воды, покоятся три речных судна, качая своими голыми мачтами в такт набегающей волне. Тогда, выкрикнув возглас возмущения в сторону нарушителей их единовластия над водными просторами, чайки стремительно нагибают крыло и резко взмывают вверх или в сторону, исчезая от ленивого взгляда, бросаемого на единственных возмутителей спокойствия безбрежного воздушного океана.
– Сказывают, Ветлугой ее прозвали оттого, что черемисы называют ее рекой чаек… – С соломинкой во рту Трофим устало опустился рядом с Иваном, прислонившись щекой к белой гладкой поверхности ствола березы, одиноко выросшей на самой вершине зеленого холма. Своими поникшими ветвями та из последних сил давала прохладу измученным от жары телам. Наконец порыв летнего ветра донесся из речной долины, крона скромной лесной красавицы качнулась, и тихое шуршание преждевременно высохших листьев наполнило слух устроившихся под деревом речных странников.
– Красота… Давно так душой не отдыхал. Вот так немного полюбуешься природой – и опять понимаешь, ради чего живешь, – приоткрыл глаза Иван.
– И ради чего?
– Да вот именно ради того, чтобы еще разок так посидеть, – усмехнулся полусотник. – А еще чтобы близкие люди так же могли бы душу свою на ветру прополоскать, чтобы от мыслей ее тяжких и мрачных освободить… Погляди, какой простор!
– Да, крепостицу бы тут поставить: любое шевеление окрест сих мест заметно, – согласился воевода.
– Ну вот, опять скатились на приземленное… Хотя дело с крепостицей и впрямь нужное, тут как раз половина пути будет до притока, через который волок идет на Унжу.
– Когда пойдешь туда?
– Соль искать? Сразу, как вернемся из Суздаля. Видимо, под зиму уже обернусь назад… Главное, чтобы снега глубокие не выпали, а небольшие морозцы соленым ключам нипочем. Нам до Чухломского озера дойти надо волоками, выйти на приток Костромы, а дальше уже вверх по ее течению идти, в оба глаза смотреть да воду во всех ручейках пробовать. Колодцы все одно только по весне копать.
– Что за Чухломское озеро такое?
– Да так… название запомнилось, когда карту изучал. Я же егерем был, мне положено было такими делами интересоваться. Только по пути крюк дадим и красавицу твою засватаем. Уговорились, Трофим?
– Уговорились. И не мысли даже, что такое деяние я учинить без тебя сподоблюсь… Сколь мужей с собой возьмешь?
– Не знаю еще. Проводников из черемисов наберу да наших воев десятка полтора из охотников или мастеровых. Первые лучше, а вторые сильно пригодятся. Жилье и солеварни ставить надо сразу же, как поиск успехом увенчается, а уж по весне все задумки начать воплощать в жизнь… Жаль только, что кирпичей с собой никак не уволочь – не привыкну я никак к тому, что топите вы по-черному. Хорошо, что лето еще не кончилось…
