И когда она прыснула от смеха, ему сделалось вдруг легко-легко, как не бывало уже давно, с той поры как… ладно, стоп.
– Вот и я про то же! На «хозяйку» я откликалась, пока был жив мой дон Ринальдо; хватит уже!
Ага, так это антикварное хозяйство она, стало быть, унаследовала за покойным мужем…
– Не знаю, как у вас тут, сеньора, но у нас, в Метрополии, обращение «хозяйка» ничего уничижительного в себе не содержит; скорее даже эдакое шутливое подобострастие…
– А, так ты – из Метрополии? То-то я смотрю – странный у тебя акцент… Ты ведь солдат, верно?
– Был. Теперь в отставке.
– Странно… – она разглядывала его, чуть склонив голову к плечу, будто к чему-то прислушиваясь. – Если мои ощущения не врут – а я привыкла им верить! – ты как был солдатом, так и остаешься. В каком ты чине – майор?
– Верно, – чуть помедлив, прищурился он, – мой чин, «на здешние деньги», примерно соответствовал майору, – (дьявольщина, неужто и барышня тоже в Игре? – да нет, это уже форменная паранойя, ведь ее магазинчик я выбрал чистым тыком и сам, безо всяких подсказок и наводок…) – Вы, похоже, настоящая волшебница, сеньора! Как, кстати, следует к вам обращаться?
– Мария-Луиза, мой господин. Можно – просто Мария. И кстати – я не волшебница, а колдунья, потомственная: тут, знаете ли, тоже имеются лингвистические нюансы …
А ведь она ни капельки не шутит, ошеломленно сообразил он.
– Гм… Павел Андреевич Расторопшин, генерального штаба ротмистр, в отставке – к вашим услугам, сударыня! Мечтаю быть заколдованным вами, – и он принялся, отчаянно выгадывая время, выплетать витиеватейший комплимент, полный скрытых отсылок к «охапкам лиловых роз» и остроумных двусмысленностей, которые…
– Стоп! Вы прискорбно разрушаете сейчас свой образ солдата, Павел. Не хватает еще только затеять со мной беседу на литературно-музыкальные темы…
– Виноват, my fair lady! А не подскажите ль тогда потерявшему голову солдату правильные слова любви?
– Легко! Пароль: «Мадемуазель, я бы вдул!» Отзыв: «А я б дала!»
– Ма-ри-я… Слушай, а можно по-русски – Ма-ша? Ма-шень-ка?..
– Можно. Тебе теперь – всё можно! Люб ты мне, солдатик…
– А было – хорошо!.. – трепетным выдохом подытожила она, благодарно прильнув к нему каждой, казалось, клеточкой чудесного, упоительного, невероятного своего тела.
– Хорошо – не то слово, маленькая! Это было твое колдовство, да?
– Нет. И не надо поминать всуе такие вещи, даже в шутку! Тебе – в особенности.
– А что не так?
– Послушай-ка влюбившуюся в тебя без памяти колдунью, солдатик: плохо вокруг тебя, плохо … запах смерти – хотя, вроде, пока не от тебя… Ты уж там гляди в оба, ладно? Ну, тут не мне тебя учить.
– Эт’ точно – не тебе! – рассмеялся он. – Но всё равно спасибо, хорошая моя – непременно отдам приказ по своему гарнизону: удвоить караулы.
– Постой-ка, постой!.. – с этими словами она выскользнула вдруг из-под обнимающей ее руки и, будто обратясь в обнаженную античную статую из черной бронзы («Эх, и почему я не скульптор?..»), склонилась над раскиданной ими перед тем по полу одеждой. Вскоре поиски ее увенчались успехом, и она, проделав некоторые пассы ладонями, осторожно приподняла за ворот его пиджак:
– Зачем ты таскаешь при себе это? Жить надоело?
– Ты о чем?! – недоумение его была вполне искренним.
– Ты носишь в кармане – вот в этом! – артефакт, очень опасный. Ну, могущий в любую минуту стать смертельно опасным – скажем так…
Ему понадобилась добрая пара секунд, чтобы сообразить: эге, да это ведь про тот давний черный камешек – подарок дервиша из Темир-Хан-Шуры:
– Глянь-ка – вот это?
– Да! Оно самое. Откуда оно у тебя?
– С Кавказа, – пожал он плечами; глупость какая-то… – Это же просто шлифованная бусина из базальта, память об одном человеке… И если бы тот человек желал причинить мне зло, он – уверяю тебя! – мог сделать это гораздо более простым и верным способом… – («Да уж, шепни тогда дервиш хоть слово кому следует – и я, по местной традиции, уселся бы на кол перед воротами ханской резиденции…») – И потом, я таскаю при себе эту штуковину сильно не первый уж год – и как-то всё обходилось без особо вредных последствий…
– А я и не говорю, что тот человек желал тебе зла. Действие такого рода артефактов зависит от кучи причин – от расклада иных артефактов вокруг, для примера… Эта, как ты выразился, штуковина смахивает на кусочек Аравийского Черного Камня*
-------------------------------------
* Чёрный кáмень (хаджар аль-асвад) – священный для мусульман камень яйцевидной формы, вмонтированный в одну из стен Каабы. Согласно исламскому преданию, Чёрный камень когда-то находился в раю и Аллах подарил его Адаму; вероятно, имеет метеоритное происхождение (прим. ред. ).
-------------------------------------
– может статься, на том Кавказе он тебя и в самом деле оберегал… Послушай, – устало вздохнула она, – я ведь не учу тебя воинским уставам и баллистике, верно? А ты уж, будь добр, не учи меня моему ремеслу! Просто поверь: эта штуковина очень опасна – конкретно для тебя, конкретно здесь и конкретно сейчас. Очень.
– Ладно, уговорила, – пробормотал он, осторожно отложив камешек на подоконник. Суеверен ротмистр был не более (и не менее), чем это вообще свойственно людям его стрёмной профессии – но вот о том, что дервиш, даря ему оберег, действительно помянул тогда Каабу, она, по его разумению, знать не могла никак… – Здесь, как я понимаю, оставлять штуковину тоже рискованно?
– Нельзя, – подтвердила она. – Здесь вокруг куча разнообразных артефактов, и как они сработают все вместе – бог весть; не хотелось бы пробовать… Я, собственно, оттого и почуяла его присутствие.
– А вот глянь-ка, – поманил он ее к окошку, – во-он в кофейне по соседству, за средним столиком, сидит парнишка, мой спутник. Как, на твой глаз, – ему штуковина не повредит, нет?
– Ему? – она дважды перевела взгляд с Расторопшина на Сашу и обратно: сперва бегло, а потом очень внимательно. – Нет, ему не повредит, ничуть… Значит, он – твой спутник?
– Верно. А что тебя удивляет?
– Да так… Похоже, очень непростой парнишка. Очень…
Отличный, кстати, мотив для «петли со скидкой» … Дойти до кофейни и сдать камешек на временное хранение Саше, выслушавши попутно его отчет о перемещениях четверки филеров (к немалому удивлению ротмистра, никто из них за это время не покидал пятачка в окрестностях «Кранцлера», даже не попытавшись перекрыть задние дворы – похоже, Компания наняла второпях совсем уж ленивых дилетантов…) было делом пяти минут; Марии, впрочем, этого как раз хватило, чтоб минимально разгрести хлам, загромождавший (как уж водится) дверь черного хода. А обнимая его напоследок, она вдруг замерла:
– Послушай… те люди, четверо… Ну вот, не чую я такого, чтоб они охотились за тобой – а должна бы! Тут что-то не так…