– Он сказал: «Поехали!» – и взмахнул рукой, – продекламировал я и, подавая пример, осторожно взял первый бутерброд.
– Мм… – замычал Паштет, неосторожно отхватив одним укусом треть бутерброда. – У-ум-м…
– Ась? Не расслышал, какую философскую концепцию ты хочешь обсудить? – поглумился я над ним.
– Ат-али… нэ эшай эс.
– Как ты думаешь, – обратился я к Зорьке, – эти милые фефекты дикции могут дать ему несколько дополнительных очков в Иркиных глазах? Девушки должны сочувствовать сирым и убогим… Света, ты же комсомолка, защити больного товарища от агрессивно настроенного гиппопотама!!
Минут через десять мы закончили бодро стучать ложками и сыто откинулись на спинки.
– Хороший рецепт, годный, – подвела итог Света. – Жаль, сосиски в магазинах ловить надо, а то бы можно было только этим и питаться. При случае своим предкам сделаю.
– Угу, неплохо, – подтвердил Паштет. – Если бы у нас было рабовладельческое общество, я бы купил тебя к себе поваром. Заслужил.
– Ох и намучился бы ты. Я жизнеописание Эзопа читал, знаю, как таких хозяев приучить строем на обед ходить.
– Кстати о походах строем, – оживился Паша. – Свет, что у нас там в кино на каникулах интересного?
Света задумалась, покачиваясь на стуле, потом, с осуждением глядя на нас, изрекла:
– А мы еще «Рабу любви» не посмотрели. Уже два месяца идет, скоро закончится, а вы все никак не соберетесь. Ну и еще начали показывать «Игрушку» с Пьером Ришаром, говорят, смешно.
– О! На Ришара обязательно сходим. Бельмондо, жаль, нового нет… А рабу на фиг. – Паша выразительно поморщился. – Фи на эти мелодрамы.
– Паш, душа обязана трудиться, – наставительно сказала Света, глядя на Паштета так, как смотрят любящие родители на дебильноватого сынка. – Мелодрамы надо смотреть, иначе так чурбаном неотесанным и останешься. Будешь Ире кеды раскрашивать да бумажками в нее стрелять.
– Света права, – поддержал я. – «Рабу любви» обязательно надо посмотреть, Михалкову фильм однозначно удался, будет классикой.
– Вообще, – мечтательно протянул Паша, – название фильма звучит интригующе. Вот было бы смешно, если бы Ирка в меня влюбилась до состояния рабы, – вот бы я повеселился.
– О боги! – задохнулась Зорька от возмущения. – Когда они повзрослеют наконец!
– Скоро, Света, скоро, – обнадежил я ее. – У нас сейчас возраст такой, интересный: девочкам уже хочется поцелуев в уголке, а мальчикам – до сих пор на переменке стёрками в футбол погонять. Но это ненадолго.
Света с подозрением царапнула меня взглядом и, чуть помедлив, сказала:
– Хм… Как-то странно ты запел. Ну-ка, проверочный вопрос… Скажи-ка мне, что лучше – любить или быть любимым?
– Вот спросила! – немедленно вклинился Паша, возбужденно размахивая руками. – Дураку понятно – лучше, чтобы тебя любили! Какие возможности открываются!
Света с пренебрежением отмахнулась от него и попыталась перехватить мой взгляд. Я старательно скреб им по потолку. Наконец, когда молчание уже неприлично затянулось, посмотрел ей в глаза.
– Ну, – начал я, – считай, что я тебя понял. Достойная позиция.
– Вы о чем это? – Паша вертел головой, пытаясь прочесть что-нибудь по нашим лицам.
– Ты что, с-с-скотина, – со зловещим присвистом начала, наклоняясь ко мне, Света, – влюбился уже в кого-то? Ну-ка признавайся!
От волнения у нее на скулах выступили пятна. Я отпрянул, опешив, и, выставив вперед ладони, примирительным тоном начал отмазываться:
– Что ты, что ты! Свят-свят-свят! С чего ты решила?
– Да с того, что раньше за тобой такого понимания ни грамма не было. Мычал бы бред, как Пашка. Признавайся немедленно!
– Э-э-эм… Может быть, ума прибавилось от удара?
– Да при чем тут ум! – От волнения Света аж подпрыгивала на стуле. – На этот вопрос и дурак правильно ответит, если он хоть раз был влюблен!
Упс, замаскировался, называется… Прокол на первой же беседе. И, что характерно, не на речи или незнании чего-нибудь, а на изменении личности. Было бы странно, если бы этого не произошло.
– Хм… – Я уселся поудобнее, заодно выйдя из радиуса действия Зорькиных рук. Так, на всякий случай. – Тогда, вероятно, мой организм уже готов в кого-нибудь влюбиться. Но еще не влюбился. Эдакое предощущение возможности любви. Как такое предположение, а? Может такое быть?
Света некоторое время буравила меня взглядом, потом нехотя буркнула:
– Наверное, может… – и сварливо полюбопытствовала: – И в кого это ты собрался, интересно, влюбляться?
– О, разве тут можно предугадать? – начал я вдохновенно впаривать, хотя рабочая гипотеза на эту тему возникла еще вчера при просмотре фотоальбома. – Как звезды лягут, от меня мало что зависит. Это же инстинкт – он никого не спрашивает. Его не зовут, он сам приходит.
– Любовь – инстинкт? Ну ты загнул, – протянул Паша.
– Ни малейшего сомнения. Хотя, признаю, тут все очень запутано. Для начала мы называем словом «любовь» два совершенно разных чувства. Они очень сильно различаются у мужчин и у женщин. По-хорошему, их надо было бы обозначать разными словами…
– Теоретик, – фыркнула Света.
Ах теоретик! Во мне стремительно взметнулась темная волна гнева:
– У тебя, как и у всех женщин, на уровне генома зашита необходимость достичь важной для вида цели. Ну ты понимаешь, о чем я… А любовь нужна, чтобы ты достижением этой цели не манкировала. Этакий механизм, пресекающий излишнюю разборчивость в выборе отца для своего ребенка. Время пришло, и все – цигель-цигель, ай-лю-лю, вперед, исполнять свой долг перед видом. Нефиг перебирать варианты, бери что есть. Отсюда и «любовь зла, полюбишь и козла».
Паша аж прихрюкнул. Зыркнул, как ему показалось, незаметно на погрустневшую Зорьку и елейным тоном осведомился у меня:
– Как-как ты себя назвал?
– Как есть, так и назвал. Ни я, ни ты ничего собой еще не представляем. Даже не козлы еще, а так, козлята на выпасе. Ты сначала стань кем-то, там, глядишь, и высокого звания «козла» от Иры удостоишься.
Света, было фыркнувшая на «козла от Иры», опять посмурнела. Помолчала, потом повернулась к нам боком и приступила к разглядыванию угла на потолке подозрительно поблескивающими глазами. Паштет вопросительно посмотрел на меня, и я почувствовал себя последней сволочью. И что на меня накатило, с одного безобидного слова завелся? И на кого рассердился? На безответно влюбленную девчонку. Скотина ты, Дюша.
– На самом деле, конечно, – вздохнув, признался я, – ты намного более права, чем я. Я же сразу сказал – достойная позиция.
Встал, взял стул, прошел до Зорьки и уселся перед ней. Она опять отвернулась. Подумав, взял ее вздрогнувшие ладони.
