И все же…
Ноги словно сами собой вынесли юношу к Черному болоту. Вот она, трясина! А вон – грязные тракторные следы – отпечатки гусениц и колес. Неподалеку, за елками. Что-то краснело. Мотоцикл? Машина? Нет, показалось… просто боярышник. Вон еще следы гусениц. А вон…
Лешка похолодел! Кинулся вперед, к мятым кусточкам… Неужели?! Ну да, так и есть, там кто-то лежит… Кто-то?! Пронзенный татарской стрелой Вовка!
Юноша споткнулся, упал лицом в грязь, поднялся… И облегченно перевел дух. Никакого Вовки не было! Вообще никого не было, одни камыши да кусты. Ну, слава богу, померещилось… Однако, что же делать дальше? Вот оно – болото, то самое место… вот здесь, у этих кочек, и засел тогда трактор. И что? И ничего. Все то же болото, все так же сияет солнце, ничего не изменилось… даже слышно, как натужно гудят едущие невдалеке по грунтовке лесовозы. Может, заклинание какое-то надобно прочитать? Но тогда-то он не читал никакого заклинания! Просто была гроза. Гроза…
Лешка поднял глаза в небо – никакой надежды. Постоял, посидел немного на кочке и, вздохнув, уныло побрел к дороге. Все ж таки надобно было достать паспорт.
Теперь он уже особо ни от кого не таился – по внешнему виду был такой же, как все. Ну, в сапогах, несмотря на то, что жарко, – так ведь из лесу, видать. Позади, за поворотом послышался шум двигателя. Юноша с надеждой оглянулся – может, кто подвезет? Подняв тучи пыли, из-за ельника показалась красная «Таврия». Подъехав к Лешке притормозила… и, словно в насмешку, газанув, быстро унеслась прочь. Федотиха. Эта подвезет, как же!
Часа через полтора Лешка уже подходил к общежитию «имени монаха Бертольда Шварца». Шел степенно, не торопясь, как и положено хозяину, вернее – жильцу. Лишь поднявшись на крыльцо, оглянулся украдкой – невдалеке, у магазина маячила красная «Таврия». Ну змеюга, Федотиха! Могла бы ведь и подвезти! Ну да черт с ней…
Нашарив на притолочине ключ, Лешка отпер замок…
И такой вдруг повеяло ностальгией! До жима в груди, до слез.
Вот этот вот плакат «Арии» – с ободранным углом – сиротливо висел в клубе. Оттуда его и притащил Лешка. А вон тот постер – купил на почте, а тот – из журнала «Ровесник» – принес Рашид… Вот родная коечка… у стены. Под панцирную сетку подсунута доска – чтобы не очень проваливалась. Над койкой – самодельный светильник, точно такой же – напротив, над койкой Рашида. Лишь у Мишки Лигурова светильника не было – не любил на ночь читать – сразу дрыхнул. Вот, говорил, если б компьютер… Лешка всегда удивлялся – на что таким, как Мишка, компьютер? В игрушки только что играть, да баб голых выискивать – больше незачем. Ну, наверное, и то – хлеб.
Юноша присел на койку… Потом вдруг вскочил и с силой стукнул кулаком по столу. Господи, ну почему все так?! Почему, почему место занято?! Ведь как хорошо было бы…
В дверь неожиданно постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Лешка обернулся, вздрогнул…
– Приветик! – в дверях стояла Настя.
Улыбающаяся, в короткой плиссированной юбке и темной маечке с рекламой какой-то фирмы, загорелая, стройная. Синие глаза сияли, золотистые волосы растрепались, смешно, словно бы девушка всю ночь провела где-то на сеновале.
– Заходи. – Лешка гостеприимно пригласил гостью. – Ты что такая растрепанная?
– Так на тракторе ехала. – Настя уселась на койку. – С дядей Саней. Как, Гошка больше не приставал?
– Попробовал бы!
– И не будет! Только что приходил, извинялся. Приятель, говорит, попутал, красотой моей соблазнился. Ну, он приятелю потом врезал… Уезжает, кстати. Гошка-то, на заработки. Звал проститься.
– Пойдешь?!
Девушка улыбнулась:
– Не одну звал – с тобой вместе! Он ведь неплохой парень. Гошка… только дурак.
– Ага, дурак. Создал себе кодлочку!
– Так я и говорю… – Настя неожиданно вздохнула. – Водится с какими-то козлами… Мать только седеть заставляет. Сейчас с Элькой Размяткиной ходит, длинная такая… Тоже мне, нашел раскрасавицу… Ой, Лешка, я все время вспоминала – как ты их раскидал! И весь такой стал… накачанный… Когда успел только? Раньше ведь тощим был.
– Стараюсь, – скромно потупил глаза юноша.
Девушка с восхищением взглянула на него и пододвинулась ближе.
– Можно, я твои мускулы потрогаю? – спросила она негромко.
– Пожалуйста! – Лешка с готовностью сжал руку в локте.
– Не так… Ты сними футболку… Нет, дай, я сама сниму…
Юноша понял руку… Стащенная футболка полетела на пол, а нежные девичьи руки обхватили плечи и шею… А губы целовали, целовали, целовали…
Ну, нет… Лешка взял в кулак всю свою волю… Нет. Только не так… Она то думает. Что он – это не он. Вернее, что он – это он… Тьфу ты, совсем запутался…
А руки уже задирали на девчонке майку, гладя загорелую кожу…
Отвлекаясь на миг от поцелуев, Настя озорно улыбнулась и, грациозно стащив майку, бросила на койку, рядом…
– Постой… – сопротивлялся Лешка. – Сперва я тебе должен что-то сказать! Обязательно должен!
Настя вдруг сникла, обиженно опуская глаза:
– Я тебе что, уже больше не нравлюсь?
– Нет, что ты! Очень нравишься… Только…
– Что – «только»? – в синих глазах девушки вдруг показались слезы.
И в этот момент скрипнув, открылась дверь… На миг. На один только миг. И тут же захлопнулась с грохотом. Словно бы где-то рядом вдруг выстрелила пушка. Какая-нибудь гаубица.
Поспешно натянув майку. Настя вылетела прочь. На ходу обернулась насмешливо:
– Вот уж не думала, что у тебя здесь проходной двор!
И ушла, хлопнув дверью так же громко, как только что. Впрочем, нет – пожалуй, чуть тише. Но – от всей души, надо думать.
Ну, вот… Лешка с остервенением сплюнул на пол. Надо же так – сразу подставил обоих – и девчонку… и парня… Это ведь он только что сюда заглядывал, он, Лешка Смирнов! Он и дверью хлопнул, узрев любимую девушку в объятиях… непонятно кого… Гляди-ка, даже со спины узнал… А впрочем, немудрено, блондинок в деревне – по пальцам пересчитать.
Что он теперь будет думать о Насте – можно себе представить с легкостью! И – точно с такой же легкостью – что Настя будет думать о Лешке. В лучшем случае – что импотент! Вот так-то! Хотел как лучше, а получилось… Лучше и не думать, как получилось… Хотя…
Лешка упрямо сжал губы.
Почему же не думать? Как раз – думать! Как исправить ситуацию, вот о чем думать! А подумать тут есть над чем. Как? Как? Ну, положим, для начала…
В дверь постучали, и юноша обрадованно вскочил с койки – наверняка, это вернулась Настя…
Рванул дверь…
Фиг!
На пороге, мерзко ухмыляясь, стояла… бабка Федотиха! С каким-то длинным свертком под мышкой, в обычном своем цветастом платке, в затрапезной плюшевой юбке фасона «прощай молодость». Запоминающееся было у бабки лицо, запоминающееся и, вместе с тем, как ни странно, вполне обычное – морщинистое, продолговатое, с небольшими усиками над тонкими, ехидно поджатыми губами, и остреньким носом. Обычная, можно сказать, бабка… если бы не взгляд. Взгляд у Федотихи был неприятный, острый, просвечивающий, словно рентген. Гнусный такой взгляд, а глазки – маленькие, непонятного цвета, цепкие…
