Ознакомительная версия.
Он нашёл нужный дом быстро: тщательно оштукатуренные стены, выкрашенные в кремовый цвет, узкие окошки, бордовая черепичная крыша, над которой медленно вращался чёрный флюгер-лебедь. Егор откинул крючок, открыл калитку, поднялся на крыльцо, вежливо постучался в узкую дубовую дверь, снова запихал за щеку войлочный катышек.
— Фройляйн Монс! Антвортен! Дас ист ихь! Алексашка Меньшиков, червь недостойный!
— Входи, червь, вползай, не заперто! — ответил ему приятный, с лёгкой пикантной хрипинкой, голосок.
Через прихожую Егор прошёл в большую квадратную комнату, служившую, судя по всему, столовой. Комната была плотно заставлена различной мебелью, на поверхности которой располагались многочисленные безделушки: фарфоровые мопсы и кошечки, деревянные фигурки слонов, японские веера, шкатулки, щедро украшенные перламутровыми вставками. На стенах столовой висели чёрно-белые гравюры с видами Баварских Альп, портреты каких-то мрачных мужчин и чопорных женщин.
— Ты что, уснул там, мой маленький озорник? — позвал голосок из приоткрытой правой двери напротив. — Забыл, где мой будуар?
Егор, слегка робея, вошёл в будуар фройляйн Анхен.
Будуар как будуар: широкая кровать под красным пологом, платяной шкаф, китайская ширма, прикроватный столик, трёхстворчатое зеркальное трюмо напротив которого и сидела на элегантном стуле с изогнутыми позолоченными ножками означенная фройляйн.
На первый взгляд — лет девятнадцать-двадцать, белокурые волосы до плеч, нос-кнопка, голубые глаза, на щеках — милые ямочки и лёгкая угревая сыпь. Ничего особенного, короче говоря. Одета девушка была в скромное домашнее платье с оголёнными плечами, на стройных ногах были надеты мягкие бархатные туфли без задников. Голубые глаза Анхен, отражённые зеркалом трюмо, были умными и лукавыми, с лёгкой развратинкой.
— Ну, что стоишь столбом? — удивилась милая барышня, она говорила по-русски достаточно правильно и почти без акцента, только немного замедленно, короткими усечёнными предложениями. — Иди ко мне. Увалень деревенский. Целуй! — указала пальчиком на свою лебединую шею.
Делать было нечего, Егор подошёл к девице, старательно изобразил страстный поцелуй.
— Ой, щекотно! — громко завизжала Анхен, отстранилась и посмотрела внимательно на своего кавалера: — Какой-то ты сегодня другой, Алексашка. Словно замороженный. Может, приболел?
— Я, я. Их бин кранк! — подтвердил Егор, указывая пальцем на свою щёку с войлочным шариком. — Зубы, проклятые, ноют. Флюс вскочил…
— Бедненький ты мой! — всплеснула девушка руками. — Тогда сегодня целоваться мы не будем. У тебя же, наверное, воняет изо рта. Впрочем, ты мне уже прилично надоел. Я не из тех женщин, которые долго спят с одним и тем же ухажёром. Особенно — без денег. Кстати, — подозрительно прищурилась, — ты стал говорить по-немецки совсем по-другому. Грамотно. Вот даже артикль «бин» употребил. С чего это вдруг?
— Стараюсь, моя прекрасная наяда! — влюбленно глядя на фройляйн Монс, горячо заверил Егор. — Обещаю, что непременно освою германскую речь. Вот и стараюсь…
— Молодец, хороший мальчик! — одобрила Анхен, ласково потрепала его по щеке и тут же стала серьёзной. — Раз на сегодня любовные утехи отменяются, сразу же перейдём к делам. Возьмёшь мою коляску. Ту, с откидывающимся верхом. Иван запряжёт, я прикажу. Поедешь на Разгуляй. Найдёшь там мастерскую чулочных дел мастера Шварца. Он твой тёзка. Скажешь, что от меня. Заберёшь пакет. Потом посетишь аптеку месье Жабо. Там для меня должны приготовить микстуру от кашля. После этого заедешь в Рыбные ряды. Купи чёрной и красной икры. Только смотри, свежей! Осетрового балыка — большой кусок. Две средних стерлядки. Как это будет по-русски? Копчёных, вот! Возьми деньги, — небрежно протянула несколько серебряных монет. — Сдачу потом отдашь. Пересчитаю!
— Это всё, моя нежная госпожа? — склонился Егор в шутовском поклоне.
— Не паясничай, мужик! — гневно прикрикнула молодая женщина и даже гневно топнула ножкой. — Главное будет вечером. Сегодня к герру Лефорту приезжает царь Петер. Гадкий, противный молокосос. Я его буду очаровывать. Говорят, он до сих пор ещё не знает женщин. Это очень хороший шанс. Мы с Францем решили, что пришло время. Буду приручать этого дикаря. Понимаешь? Вот и хорошо. Я его очарую. Как? Так, что он потеряет голову. Навсегда. Я очарую и исчезну. Петер начнёт искать меня. Ты его проводишь. Утром отвезёшь мальчишку во дворец, в Преображенское…
— Провожу, отвезу. — Егор покладисто кивнул головой.
Анхен Монс неожиданно превратилась в разъярённую фурию:
— Ты что усмехаешься, русский недоносок? Не сметь улыбаться, дурак сиволапый! Если не приведёшь ко мне царя, сотру в порошок! Лично отрежу твой любимый отросток! Отсеку топором!
Глава третья
Знакомство с Петром, первое покушение
Коляска, в которую была запряжена смирная гнедая лошадка, чуть заметно переваливаясь с боку на бок, плавно катилась по пыльному российскому просёлку. Светило ласковое июльское солнце, в голубом бездонном небе весело щебетали еле видимые жаворонки, тёплый ветерок нежно шевелил волосы на голове. Но Егору было не до любований красотами русской природы, он усиленно размышлял:
«А может быть, эта Анхен и „заменена“ экспериментаторами на своего „агента“? Почему бы и нет? Теоретически — вполне даже возможно. Хотя, рановато, честное слово. По идее, они должны дождаться, когда начнутся реальные Петровские реформы. Когда эти реформы и прочие нововведения серьёзно навязнут в зубах у бояр, плешь у них протрут. Тогда и ответная реакция на неожиданную смерть Петра будет сильнее, Россия с удвоенной скоростью понесётся обратно, в убогую патриархальную старину. Так-то оно так, но надо все варианты просчитывать…»
В конце концов, Егор решил ограничиться только подменой пузырька с микстурой от кашля. Вполне логично если предположить, что там коварно подмешан яд — для неожиданно закашлявшего царя…
Показались знаменитые Покровские ворота.
Нет, всё было совсем даже и не так: сперва в ноздри ударил сильный трупный запах (уж в этом-то Егор разбирался — служил, всё-таки, не в стройбате!), поднял глаза — вот они, Покровские ворота. Смешные такие — деревянные, слегка помпезные. Несколько стрельцов уныло бродили рядом с воротами — в красных (клюквенных?) и зелёных кафтанах, горели костры — невесёлые, дымные, тоскливые. Но противно пахло вовсе не от костров: в обе стороны от ворот шёл полуразрушенный неглубокий ров, а по городской стороне рва стояли виселицы, визуально — несколько сотен.
Ознакомительная версия.
