Ознакомительная версия.
— Интересные у вас, у пруссов, обычаи, дядька Адам! — сказал Бурцев.
Лучник в волчьей шкуре полыценно улыбнулся:
— Наши тайные обряды еще интереснее, пан Вацлав.
— Правда? — навострила ушки Аделаида. Дядька Адам сразу посуровел:
— Сегодня ночью здесь пройдут общинные моления об искуплении грехов. Будет покаяние, кара и жертвоприношение. Будет много криков и шума. Вам на это смотреть не нужно.
— Это так страшно? — Бурцев вспомнил: дядька Адам вроде бы уже смутно предупреждал вчера о каких-то ужасах предстоящей ночи.
— Нет, не страшно. Это опасно. Чужеверцы, что становятся свидетелями вайделотских обрядов, должны умереть. Мне, кстати, тоже нечего делать на общинных моленьях. Я ведь не принадлежу к этой общине. Но меня, по крайней мере, не убьют, увидев на улице. Я — прусс. Вы — нет. Вы исповедуете другую веру, и вас, как святотатцев, ждет только смерть.
— Поэтому ты советовал нам переночевать за частоколом?
— И советую сейчас. Поверь, пан Вацлав, так будет безопаснее. Мой народ радушен и гостеприимен, но непримирим и жесток, когда дело касается наших богов и тайных обрядов.
— Не собираюсь я уходить из нашего дома в вонючий татарский шатер! — заявила Аделаида. — Чего это ради?! Хватит, наночевалась я уже в шатрах. Да там и места уже нет.
Бурцев усмехнулся. Надо же, какой прогресс! Дочь Лешко Белого именует их скромное жилище «нашим домом». А ведь раньше иначе как языческой халупой не называла. Что же касается места…
— Для нас с тобой место у Бурангула всегда найдется, — попытался он урезонить супругу.
— Все равно не пойду! — упрямо стояла на своем княжна. — Мне и здесь хорошо. Ну, не хорошо, конечно, но лучше, чем…
— Значит, я просто утащу тебя силой, — перебил Бурцев.
Гордая шляхтенка аж задохнулась от злости. Лицо ее пылало.
— А я… я… Сбегу я, вот! — пригрозила она.
Бурцев пристально посмотрел жене в глаза. Действительно, сбежит. Бегала ведь уже княжна от него в силезском лесу. Ума хватит удрать и в прусском. Но не приковывать же, в самом деле, к себе строптивую супругу. Или все же стоит? Или все же напрасно выбросил он год назад свои наручники? Ладно, пойдем на компромисс:
— Хорошо, Аделаида, остаемся. Но только попробуй ночью высунуть нос за дверь!
Дядька Адам, оказавшийся невольным свидетелем их перепалки, неодобрительно покачал косматой головой. Произнес хмуро, негромко:
— Ты уж, пан Вацлав, постарайся, чтобы во время молений твоя женщина не наделала глупостей. На пиру у Глянды все обошлось, но вайделотские таинства — совсем другое дело.
Бурцев кивнул. Аделаида лишь презрительно поджала губки и сморщила свой прелестный остренький носик. В зеленых глазах блеснули нехорошие огоньки.
И без глупостей все-таки не обошлось. Не уследил он за женой.
Как Аделаида выскользнула за дверь, Бурцев не слышал. Сморила-таки коварная дрема. Пробудился он, когда расслабленное тело вдруг дернуло от нехорошего предчувствия. Сразу, в ту же секунду, понял: пусто в доме! Нет Аделаиды! Ругнулся: вот ведь неугомонная! Не вняла княжна дружескому совету дядьки Адама…
Вскочил. Схватил меч. Бросился к двери.
Блин! Мрак! Ночь! С черного неба уже открыто и безбоязненно пялилась желтая луна, звезды тайком подглядывали сквозь свои замочные скважины.
Бурцев осмотрелся вокруг. Хреново… Снег затоптан, и куда направилась непоседливая пани — не разобрать. Или, может, не сама она ушла? Похитили?! После прошлогодней истории с Казимиром Куявским и Конрадом Тюрингским Бурцев стал весьма мнительным на этот счет. Фобия, однако… Кто способен похитить его жену из прусского лагеря, окруженного дозорами Дмитриевых и Бурангуловых бойцов? Разве что сами пруссы. Помнится, дядька Адам говорил о моленьях с жертвоприношением. Что, если имелась в виду человеческая жертва? Жизнь прекрасной чужачки в обмен на долгожданную благосклонность языческих богов… В принципе, затравленные и доведенные до отчаяния люди способны и не на такое.
Он скрежетнул зубами. И сталью, выдираемой из ножен.
Звать на помощь? А есть ли у него время? Не подносит ли прямо сейчас фанатик-вайделот жертвенный нож к горлу Аделаиды под торжествующие вопли толпы мракобесов? Да и кого звать-то? Все верные ему люди — за частоколом. Здесь, в городище, остался только дядька Адам да его стрелки. Но ведь все они тоже из пруссов. Можно ли им доверять? Сейчас? Эх, все-таки надо было выдворить Аделаиду из поселка Глянды.
Невнятный гул голосов доносился со стороны сарая-храмовины в центре. Культовое сооружение напоминало сейчас гигантский декоративный дом-подсвечник. Сумерки отпугивали, гнали прочь всполохи огня из приоткрытых ворот, редких окон и частых щелей в стенах. Вот туда — на огонек — и направился Бурцев. Двигался короткими перебежками — держась в тени, хоронясь за убогими лачугами беженцев. Впрочем, особо таиться было не от кого: селение опустело, обезлюдело. Похоже, все пруссы от мала до велика собрались под крышей своего святилища.
Лишь двое с факелами, копьями и в волчьих — как у дядьки Адама — тулупах ходили кругами по плотно утоптанному снегу возле храма. Охрана? Бурцев укрылся за пустующим домом кунинга, пропустил факельщиков, тенью метнулся к молельному сараю. Успел добежать незамеченным, нырнул за огромную — чуть не до самой крыши груду дров. Поленья, бревна и сухие ветки тут были навалены кучей, абы как — удобно прятаться.
— Вацлав… — Приглушенный голос позвал откуда-то из-под дровяных развалов. — Я здесь.
Аделаида! Жива!
Девушка забилась в неприметной норке между поленницей и обмазанной глиной стеной сарая. Бурцев с трудом — не по его габаритам такое убежище — протиснулся к жене.
— Какого… ты тут делаешь?
— Прости, Вацлав, я… я посмотреть хотела.
— Что?! Что посмотреть?
Она хлюпала носом, мазнула слезы по щекам.
— Этот твой дядька Адам говорил, что будет интересно.
Ну, дуреха! Неужели так сильно по развлечениям соскучилась?
— А о том, что это опасно, дядька Адам не говорил?
— Так я же только одним глазком взглянуть хотела. Издалека.
— Ничего ж себе издалека. Сюда-то зачем забралась?
— Загнали меня…
Слезы лились уже нескончаемым потоком.
— Ты уснул, а мне скучно стало. И обидно — до слез. Ну, я и открыла дверь, выглянула, а вокруг — никого. Выхожу — и снова ни одной живой души. Подумала — не страшно, раз так. А чуть отошла от дома — шум-гам поднялся. Вижу — пруссы идут, тащат кого-то в мешке, а впереди жрец их окаянный — главный идолопоклонник с во-о-от таким посохом. Возвратиться назад я уже не могла — заметили бы. Ну, и побежала прочь. Хотела сначала в доме Глянды спрятаться, да страшно стало. Там ведь столько дней покойник без погребения лежал. И земле его не предали, а сожгли по бесовскому обряду. В общем, здесь укрылась. А пруссы как раз сюда все и шли. И как пришли — так уж никуда от них не сбежишь. Тебя вот я ждала, Вацлав. А тебя почему-то не было. Долго не было…
Ознакомительная версия.
