Ознакомительная версия.
Представились. Изложили цель визита.
— Так значит, вас, господа, интересует персона покойного Аскольда Аскольдовича? Что же я могу вам рассказать? — Стефан Теодорович в задумчивости пожевал тонкими губами. — Разве, то, что господин Понуров был магом не из последних, далеко-о не из последних. В ученичестве он подавал большие, не побоюсь этого слова, огро-омные надежды… — господин Кнупперс имел привычку повторяться и неприятно растягивать слова. — Верите ли, он даже освоил азы левитации, а ведь эта наука, как правило, даётся лишь азиатам… Хотя, в каком русском не найдётся частицы татарина, верно?…
— Разве татары способны левитировать? — по-детски удивившись, перебил Удальцев. — Никогда о том не слышал!
— Юноша, — снисходительно возразил маг, — ведь я не о хазангских или, там, крымских, а об ордынских татарах толкую… Так о чём, бишь мы? — он потерял нить рассуждения.
— О том, что господин Понуров подавал надежды, — терпеливо напомнил Ивенский.
— Подавал, да, подава-ал. Думаю, Понуров мог бы сделаться первым, перве-ейшим магом в стране, ограничься он академической деятельностью. Но нет! Он завёл частную практику и стал расточать талант по мелочам, выступать в роли ярмарочного колдуна: отворот-приворот, порча-сглаз, гаданье на кофейной гуще… — голос Кнупперса сделался раздражённым. — Прибыльно, спору нет. Но разве всё этом мире измеряется деньгами?
— Нет, не всё! — поспешил ответить испуганный Тит Ардалионович, ему показалось, что сердитый вопрос был адресован именно ему.
Собеседник удовлетворённо кивнул.
— Вот именно! Не всё! Есть вещи поважнее презренного металла! Жаль, не все это понимают, не все-е! А зря! Это не доводит их до добра, и Аскольд Аскольдович тому живейший… или правильнее сказать, мертвейший пример? — тут он хихикнул, да так злорадно, что мороз по коже.
— У господина Понурова были враги? Я имею в виду, не из числа клиентуры, а из магического сословия, — уточнил Ивенский. — Соперники, может быть?
— Враги? Соперники? — маг на минуту задумался, будто что-то припоминая. — Думаю, нет, до последнего времени. В нашем магическом сообществе его давно перестали воспринимать всерьёз. Он слишком расходовал себя, разыскивая сбежавших собачек и отваживая неугодных женихов, — при этих его словах оба слушателя невольно вздрогнули. — Звучит парадоксально, но сил на эти пустяки уходит не меньше, чем на гм… неважно. Нет, Понурова у нас давно, давнее-е-енько списали со счетов… А напрасно! — жёлтые глаза хищно блеснули. — Как оказалось, тактика его имела свои преимущества. В результате своей, с позволения сказать, деятельности, Аскольд Аскольдыч сделался, простите за каламбур, большим любимцем светских дам. А у дам, как известно, частенько бывают мужья. Теперь вы понимаете? — он обвёл слушателей торжествующим взглядом.
— Нет! — признался Ивенский честно.
— Заказ! — Кнупперс назидательно поднял кверху сухонький пальчик. — Государственной, я бы даже сказал стратегической важности заказ! Большие миллионы на кону! И кому он достался, как вы думаете?
— Понурову? — выдохнул Удальцев, не сдержавшись.
— Именно, и-мен-но ему! Наверняка, не без протекции одной из этих салонных куриц с их левретками и побрякушками! — теперь в голосе мага звучала откровенная ненависть.
— А что за заказ, вы не могли бы уточнить? — спросил пристав тихо.
Кнупперс сокрушённо развёл руками, от его злобы, кажется, не осталось и следа.
— Увы, милый юноша. Моя должность подразумевает некоторые ограничения в распространении сведений официального характера. На вашем месте я обратился бы за разъяснениями в Министерство путей сообщения.[6]
— Хорошо, — кивнул Роман Григорьевич. — Тогда не подскажете ли, теперь, когда Понуров мёртв, кому будет передан заказ? Кто больше остальных может рассчитывать его получить?
Стефан Теодорович отчего-то улыбнулся мягко, будто вопрос его умилил.
— Что ж, это ни для кого не секрет. Основных претендентов трое: предводитель нашего общества, гроссмейстер Раздымов, профессор Дронницкий, и ваш покорный слуга! Каждому из нас Аскольда Аскольдыч оказал большую, огро-омную услугу, скончамшись. Желаете арестовать всех сразу, или начнёте с меня?
— Ну, что вы, любезнейший Стефан Теодорович! — Ивенский растянул губы в притворной улыбке, она нелегко ему далась. — Что-то подсказывает мне: даже если бы подобная идея по юношескому недомыслию вдруг пришла бы нам в голову, мы вряд ли смогли бы её осуществить.
Маг улыбнулся в ответ, и если бы на дворе было лето, то все столичные мухи непременно передохли бы от этой его улыбки.
— Вы чрезвычайно проницательный молодой человек, милейший Роман Григорьевич! Чрезвыча-айно проницательный. Что, впрочем, не уберегло вас… гм… неважно. Итак, разрешите откланяться, дела, дела… — он поднялся с банкетки, давая понять, что разговор завершён, и присутствие гостей боле нежелательно.
— Ах, какой же неприятный субъект этот господин Кнупперс! — от души выпалил Тит Ардалионович, полной грудью вдыхая пыльный морозный воздух. Так жарко было натоплено в Собрании, что ему едва дурно не сделалось к концу визита. Или это общество злого мага так нехорошо на него повлияло? Хотел достать платок, обтереть лицо — не нашёл в кармане, обронил, что ли?
— Ужасный тип! — согласился Роман Григорьевич. — Смотрит так, что мороз по коже! Кажется, вот-вот превратишься в жабу или другого какого гада… Как думаете, Удальцев, я правильно поступил, что не стал расспрашивать его о пропавшем предмете? Сначала собирался, но потом как-то раздумал…
— Несомненно! Ведь он попадает в число подозреваемых, — ответил Тит Ардалионович, зардевшись аки красна девица — вопрос начальника польстил ему чрезвычайно. — Но что же мы станем делать теперь? Отправимся в Министерство путей сообщения? — Роман Григорьевич Ивенский, второй сыскной пристав Управления полиции, уже мнился ему человеком едва ли не всесильным.
— Нет! — рассмеялся тот в ответ. — В министерстве с нами точно не станут разговаривать, потребуют сделать официальный запрос, долгие месяцы уйдут на служебную переписку. Поступим иначе. Скажите, Удальцев, вы в состоянии вытерпеть ещё одну беседу о здоровье моей любимой тётушки, Аграфены Романовны?
Поутру Удальцев непременно отметил бы для себя красоту, богатство и особую элегантность этого серого дома с модным курдонером[7] на углу Большой и Нижней Пресни, но теперь он устал, и ему было всё равно. Роман Григорьевич дорогой тоже выглядел утомлённым, сидел, полуприкрыв в глаза, болезненно морщился на кочках и ухабах — как ни мягок был ход трофейной кареты, Россия есть Россия, езды без тряски не бывает. Путь показался долгим, даже кучер Фрол возроптал по старой памяти о тех временах, когда «молодой барин были ещё дитём».
Ознакомительная версия.
