– О господи! Ханс!..
Эрстед-младший стоял возле поэта, распластанного у стены.
– Чуть закрою глазки – света сколько, света, и гурьбой слетают ангелы ко мне! – деревянным голосом продекламировал князь Волмонтович, большой поклонник творчества гере Андерсена.
И поправил окуляры, сползшие на нос.
– Гере Торвен, остановите меня, если в чем-то ошибусь.
Эрстед-старший сцепил пальцы и улыбнулся. Улыбки у академика имелись на все случаи жизни. Нынешняя предназначалась для нерадивых студентов в момент выставления нулевого балла в ведомость. Увидев ее, единицы умудрялись сохранить рассудок.
Не в полной мере, конечно.
– Итак...
Собрались втроем – братья и примкнувший к ним Зануда. Местом совещания избрали «караулку». Гостей отправили отдыхать, милого Андерсена уложили на кушетку, приспособив кусок льда поверх распухшего носа. Самое время подвести баланс.
– За последние дни, братец Андерс, ты умудрился... Считайте, гере Торвен, считайте! Подставиться под пулю – раз. Довести, уж не знаю как, своего князя до дверей прозекторской. Два! Таранить Ратушу, свалив на землю статую архиепископа Абасалона, основателя Копенгагена. Разбить окна в кабинете бургомистра...
Братец Андерс с видом проказника-школяра поднял руку, пытаясь что-то сказать. Но братец Ханс не позволил.
– Привести в мой дом фрекен Фурию из города Бей-Наотмашь, дабы она искалечила надежду датской литературы. И, в придачу ко всем грехам, ты отказываешься меня слушаться! Сколько выходит, Торбен?
– Пять, дядя Эрстед. Если Абасалона с бургомистром объединить.
– Андерс Сандэ Эрстед, гере младший брат... Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Ни-че-го!
Полковник встал, повел плечами. Глянул, не мигая – добро б на собеседников, а то в Мировой Эфир.
– Считай, Торбен, считай... Галуа мертв. Мертвы Жан Батист Фурье и Софи Жермен. Волмонтович умирает, и, если ему не помочь, – погибнет без возврата. Таких, как он, даже Ад не принимает... Наивная и крепко битая жизнью фрекен Пин-эр приняла нашего поэта за бойца-наемника, расквасив ему нос. Единственное, что радует – статуя Абасалона. Давно пора. Братец Ханс! Дружище Торвен! Мы опоздали – Филон начал войну. Теперь он не остановится. Война, друзья! И эту войну мы проигрываем...
Молчание. Ни звука, ни вздоха. Даже гоблин в камине закусил черные губы, боясь помешать. Тихо-тихо, тихо-тихо...
– Филон очень уважает своего земляка Карла Клаузевица. Наизусть учит. В Париже он дал авангардный бой – и выиграл. Следующий удар будет нанесен здесь, в Дании. На этот раз – наверняка. Насмерть! Поэтому я рискнул с шарльером. Насколько опередил врагов, не знаю. Думаю, скоро они придут – за нашими головами.
Тихо-тихо, тик-так...
Бац!
Пистолет Великого Зануды ударился о столешницу. Подпрыгнул, блеснул победной медью. Вспомнили? Пригодился? То-то же!
– «Иных фельдмаршалов-растяп спасает Генеральный штаб», – ровным голосом сообщил Торвен, доставая из ящика пороховницу.
– «Ход дел предвидя современный, – согласился академик, – составил я совет военный...»
В этом доме великого Гете знали все. Не стал исключением и гере младший брат. Задумался, провел пальцами по твердому подбородку.
– «Мне кажется по-прежнему разумным, чтоб мы укрыли армию свою в овраге незаметном и бесшумном. Наш выбор оправдается в бою».
– Значит, в Эльсинор?
И – прорвало. Заговорили разом, быстро, торопя друг друга. Голоса, отличные вначале, с каждым мгновением становились все более схожими. Звуки сливались, пулями летели слова:
– Почему в Эльсинор? Лаборатория, запасы, архив, склад... Филон уверен, что доберется первым, значит... Ослов и ученых в середину! Братец, ты нужен в Копенгагене, сиди и пиши письма!.. Королевская канцелярия пишет!.. Нет, старина Торвен, Эльсинор я им не отдам. Прятаться не стану... Инвалидная команда – в штыки!.. Ерунда, главное – маневры... Банка хоть заряжена? Что значит – «в процессе»? При Ватерлоо Груши тоже был «в процессе»...
Гоблин в недрах камина опомнился и стал подслушивать. Смысл ускользал, отскакивая от мохнатых ушек. Промучившись пару минут, гоблин сдался – и нырнул в угольную пыль. Ну их всех!
– Король узнает – без голов останемся. Хорошо, хоть четвертование отменили... Введут снова – персонально для академиков... Лучше без голов, чем... Волмонтовича довезем? Совсем никакой... А пироскаф на что? Наши датские пироскафы – самые пироскафные... Живьем в Банку залезешь, но чтобы к вечеру!.. Склад, склад береги!.. «Марш вперед, трубят в поход, Смерти волонтеры...» Ты еще «Марсельезу» спой...
– В Эльсинор?
– В Эльсинор!
Хлопнула дверь. Шаги на лестнице – дальше, глуше... Матушка Тишина осмелилась вернуться в свои владения. Заглянула, осмотрелась. Осмелела. Пустая комната, сдвинутые стулья, рухнувшая стопка папок на зеленом сукне.
Тихо-тихо.
– В Эльсинор? – офицер на портрете шевельнул губами:
Не спорю. Место славное для сеч,
Где разгуляются рука и меч.
Старый вояка тоже читал «Фауста».
Сцена третья
Пироскаф «Анхольт»
Датчане должны быть благодарны Вильяму Шекспиру – за Гамлета, принца Датского. И незачем трясти старыми пергаментами, доказывая, что подлинная история Амелета, сына Хорвендила, лихого и хитрого викинга, рядом с шекспировской не лежала, не сидела и даже призраком не бродила. Невелика беда – по сравнению с тем, что англичане с собственным Артуром-королем сотворили.
Зато помнят и помнить будут.
Дания, Эльсинор, Гамлет – коротко, а словно целый мир увидел. Шведы, соседи злокозненные, подобного не удостоились, как бы ни пыжились с Карлами Не-Упомнишь-Номеров. И в житейском плане – чистая прибыль. Северное море – обжитой дом. Отчего бы не сесть на корабль да не сплавать прямиком в славный Эльсинор? Не прикоснуться к влажным камням, еще хранящим драгоценное эхо:
Быть иль не быть – вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться...
Заодно и хозяев порадуешь. Щедрый гость – великое благо. Спасибо, Шекспир, Потрясатель Копья! Ты знал толк в публике – за что денежки несет, кому в кассу ссыпает...
Торбен Йене Торвен надвинул шляпу на брови, зябко повел плечами. Застегнул верхнюю пуговицу сюртука. Подвела Королевская обсерватория, погорячилась с прогнозом. Был зюйд-зюйд-ост – и нет его. С полудня – устойчивый норд. Тучки, а на горизонте – тучищи.
Не дай бог, дождь подвалит, а с ним – шторм.
Эресунн – узкий пролив между датской Зеландией и Западной Швецией – покрылся мелкой противной рябью. Пироскаф «Анхольт» бодро шлепал колесами, дыша оптимизмом и угольной пылью. До цели – вожделенного Эльсинора – оставалось полчаса тихим ходом. Можно берегом полюбоваться, поразмышлять о странностях бытия. Скажем, о том, что Эльсиноры сами по себе не возникают, не растут среди камней.
Хорошо Шекспиру – взял и придумал.
Квадратная громада крепости по левому борту украсилась белым дымком. Секунда, другая, и море вздрогнуло – звук выстрела нагнал пироскаф. Ничего страшного – стреляли один раз. Цитадель Кронборг слала весточку резвому «Анхольту». Вижу, мол, стою на страже. А ты, малыш, плыви с богом, шевели колесами. Вот если бы я, крепость, дважды пальнула, тогда дело иное.
Третий выстрел – прицельный.
Темный страшный Кронборг и был настоящим Эльсинором. Драматург, не особо задумываясь, переименовал цитадель, дав ей имя соседа-поселка. Тот, правда, тоже никакой не Эльсинор, а Хельсингер. Но что с барда-англичанина взять? Если задуматься, вышло наилучшим образом. Приезжих ротозеев сперва можно в Кронборг свозить, дабы мрачным величием прониклись. Тюрьму крепостную показать – действующую, с живыми заключенными. Впечатлились? А теперь – гвоздь программы: весельчак-Хельсингер с его тавернами-кофейнями!
Как у Гамлета:
Зачем приехали вы в Эльсинор?
Тут вас научат пьянству...
Хотя попадаются знатоки-буквоеды, язвы ходячие. Вопросы задают. Кронборг – одно, поселок – иное... А Эльсинор, простите, где? Настоящий, из трагедии? Того и гляди, деньги назад стребуют, по всей Европе ославят.
Конфуз!
Лет десять назад, когда Дания только-только очнулась после военного лихолетья, этот вопрос обсуждали всерьез. Давний знакомец Торвена, офицер с портрета, собрал в Амалиенборге умников-разумников: дайте совет! Гости к нам едут, а Эльсинора-то и нет.
Непорядок!
Зануда сидел тихо, слушал. И не выдержал. Нет? Что значит – нет? Будет! Построим! В лучшем виде! В ответ дернулся ольденбургский нос – Его Величество изволили кисло ухмыльнуться. Сам не дурак, майне герен, такое даже королю доступно. Средства откуда взять предлагаете?
Дания, увы, банкрот.
О чем после совета разговаривали король и гере Эрстед, никто не узнал. Но именно секретарю Королевского общества был пожалован в пожизненное владение славный замок... Какой? – естественно, Эльсинор. С правом и обязанностью оный восстановить и украсить, дабы организовать там музей. И – боже храни нашего доброго Фредерика!
