уже начали выводить в свет и подыскивать подходящую партию. Благодаря росту и неплохой репутации, серьезные тетки поглядывали на меня с интересом, но место моей будущей службы отбивало всякую охоту у большей части почтенных матрон воспринимать меня как подходящего жениха.
Хотя, парочка молоденьких девушек оказались прелестными, умненькими и весьма перспективными — в плане женитьбы, естественно. Ни о какой пошлости думать не приходилось. Легкий флирт и не более. Но так как прямо сейчас возможная женитьба меня не интересовала, да и жениться офицерам разрешалось не ранее двадцати трех лет, то продолжать эти мимолетные знакомства не имело смысла.
Вытянуться во фрунт* — вытягиваться в струнку, вставать навытяжку.
Утром после бала я чувствовал себя плохо, но обжигающе горячий сладкий чай, сытные щи и свежий воздух смогли немного привести меня в чувство. Семья продолжала гостить у Хмелёвых, а я выбрался в город и отправился к Зимнему дворцу. Как и было договорено, у Малого входа меня встретили и провели в кабинет цесаревича.
Мы с ним долго разговаривали. И я многое поведал о будущем и той исторической дорожке, по которой суждено пойти России. Продажа Аляски, Русско-Турецкая война, убийство Александра II (здесь Романов сильно напрягся и долго вызнавал детали), мирное правление Александра III, Русско-Японская война и Великая война. А за ней Революция и Гражданская война, НЭП, коллективизация, индустриализация, репрессии, Великая отечественная война…
Не скажу, что мне в нашей истории нравилось абсолютно всё. Иго, Смутное время, Пугачевский бунт, Крепостное право, самодуры-фавориты и никчемные императоры соседствовали с блестящими государями, непобедимыми полководцами, гениальными учеными и компетентными управленцами. В России хватало хорошего, героического и даже великого. Человеческий дух раз за разом совершал невероятные победы и свершения. СССР во многих аспектах оказался гордой и достойной страной. Но то, что мучений и боли было столько, что и врагу не пожелаешь, сомневаться не приходилось. Мне вообще кажется, что такую кровавую историю, которая выпала на долю восточных славян, прошли всего несколько этносов. Всем остальным народам временами так же доставалось, но куда менее болезненно.
Чтобы отойти от новой и во многом пугающей истории будущего, наследнику понадобилось время. Особо болезненно он воспринял убийство отца и смерть родственников. Мы выпили и лишь затем продолжили.
Цесаревич рассказал, что у него диагностировали чахотку. А так как с болезнью толком еще не научились бороться, то и его здоровье отныне нуждалось в постоянном контроле и профилактике. Да и сырой климат Петербурга ему совершенно не подходил. Никаких гарантий от врачей Николай пока не получил, но он хотя бы знал о проблеме и мог не подвергать организм ненужному риску. Романов упомянул, что вызванные в столицу врачи, Пирогов и Боткин, а также лейб-медик Николай Здекауер подготовили для него целый курс, который ему необходимо пройти. Дело это не быстрое, но с чего-то начинать надо, так что он скоро уезжает в Италию.
Выживет ли он? Этого я не знал, как не знал и того, не подхвачу ли от него туберкулеза. Я лишь помнил, что в подобных случаях хорошо помогает жирная пища, свежий воздух, солнечный свет и пихта, о чем и рассказал на всякий случай юноше.
Под конец нашей беседы мы с ним перешли на «ты». Я не видел смысла разводить лишние церемонии. Тем более, Николай оказался вполне адекватным. С соответствующим менталитетом и воспитанием, конечно, но без лишней чопорности и высокомерия. И его невероятно заинтриговала моя судьба и рассказы о будущем. Это позволило преодолеть сословную пропасть. Он не стал относиться ко мне, как к равному, но в его глазах я приобрел уникальный статус — а большего и не требовалось.
— Значит, ты твердо решил начать службу в Александрийском полку? — по голосу цесаревича было видно, что он недоволен.
— Я давно планировал стать Бессмертным гусаром. Не хочу начинать со столицы, — признался я. На самом деле, имея за спиной такого покровителя, как цесаревич, будущее рисовалось в весьма привлекательном цвете. Другое дело, что личная власть, влияние и карьера казались мне не самыми важными вещами на свете. Скорее они выступали как инструменты, помогающие достичь нужных целей.
— И все же я рассчитывал, что ты захочешь остаться в Петербурге. Я мог бы оказать протекцию, — сказал он со значением. Обычно подобные намеки воспринимаются как приказы, но я сдавать позиций не собирался. Понятное дело, Николай увидел в моем лице возможность. Моя память могла здорово ему помочь, а истории о будущем он был готов слушать часами. Вот только я не хотел попадать в зависимость, становиться обязанным. Подобное все испортит.
— Нет. В ближайшее время не произойдет ничего интересного. А мне требуется завоевывать авторитет, — между нами на столе стояла бутылка благородного игристого вина «Цимлянского», два бокала и сигары. Беседа протекала неспешно, в хорошей атмосфере.
— Кроме продажи Аляски, — заметил он, делая глоток.
— Да, кроме продажи Аляски. Её будущая цена семь миллионов двести тысяч долларов, — что-что, а смешную цифру из прошлой жизни я не забыл.
— Хорошие деньги за никому не нужную землю на задворках нашей Империи, — поделился он.
— Возможно. Но когда там найдут золото, все изменится.
— Золото? Ничего себе! Ты уверен?
— Абсолютно. Калифорнийская золотая лихорадка хорошо подстегнула развитие экономики всего западного побережья Америки. Лет через тридцать и Клондайк откроют. Вообще, американцам невероятно повезло. Их северная граница с Канадой проходит на широте нашего Киева. Так что земледелие там куда выгоднее, чем у нас. В южных штатах они собирают по два урожая в год, была бы вода. Все самые кровопролитные войны пройдут на континенте. Государства Европы пострадают, а Америка снимет сливки и со временем начнет играть первую скрипку в мировой политике.
— Кто бы мог подумать! И что, Британия, владычица морей, с подобным смирится?
— Смирится. Не сразу, конечно, но так и будет, — я говорил уверенно, но в глубине души эту самую уверенность не ощущал. Чтобы разбираться в политике и понимать процессы, их истоки и предпосылки, видеть выгодоприобретателя того или иного события, надо обладать соответствующими возможностями и уровнем допуска к информации. А какими возможностями я обладал в прошлой жизни? Никакими, являясь рядовым обывателем, которому рассказывают, как было дело. Лишь крайне наивные люди в таком положении продолжают верить, что им говорят правду, и что все обстояло именно так, как написано в учебниках и книгах. Которые, как известно, пишут победители, переписывая то, что было раньше.
Когда-то один древнегреческий мудрец сказал: я знаю, что ничего не знаю. Другие не знают и этого. Эту мысль
