этот мелкий паразит даже с ними далеко не всегда справляется. Я учусь во много раз лучше, ибо прикладываю все усилия, чтобы стать полезной своей стране, а он просто вбил себе в голову, что в центре его дурачат, и ни в какую не желает принимать те знания, что ему там дают.
Но самый обидный факт заключается в том, что ему всё это прощают. Ни мама, ни кто-нибудь ещё не хотят видеть в этом иждивенце маленького беса, который вовсю пользуется своим возрастом, да ещё и умудряется ныть про своего отца. Вообще, он и мой биологический отец, однако я, самолично, уже давно открестилась от этого человека, который воевал против моего благополучия. А брат всё ещё не хочет признавать, что его родитель был далеко не тем героем, которым он его видит.
Он сотнями убивал честных военнослужащих и простых гражданских Карнима да ещё наверняка был каким-нибудь военным преступником, как те люди с карикатур. Впрочем, это было вполне свойственно большинству солдат старой Ронии, которые желали залить кровью и похабством земли Ордена. Хорошо, что они проиграли в ими же устроенной войне, и теперь мы наконец стали свободны от безнравственности и тлетворного влияния ротхаутов, под мудрым командованием великого магистра.
Но изменники всё ещё остались на этой земле, и вытравить их — святая обязанность молодого поколения, то есть, в том числе и моя. А мой брат, соответственно, не желая признавать святость идеи о северянской нации, является самым настоящим предателем.
Сначала я говорила об этом матери, чтобы она его наказала и надоумила, что негоже так себя вести при новой власти. Но она только отмахивалась от меня. Мне даже стало казаться, что мама любит меня гораздо меньше, чем этого мелкого. Да и порой мне на ум приходит мысль о том, что она так же, как и он, всё ещё скучает по этому кровожадному монстру, которого зовёт своим мужем. Ренегаты иногда могут быть теми, кому мы больше всего доверяем, так нам говорили в образовательном центре.
Я даже писала доносы на них, не видя иного пути достучаться до голоса разума, засевшего где-то внутри моей матери. Но солдаты, приходившие к нам домой и перерывавшие всё там вверх дном, так ни разу никого и не арестовали. Тогда я наконец поняла, что ни на кого нельзя полагаться в вопросах отстаивания чистоты своей генетики, кроме самой себя!
Если я продолжу стараться и начну больше учиться, в один день правительство меня заметит. И когда это случится, меня заметит и мой герой, а также моя единственная любовь, герр Герман Шейм. Капитан — настоящая мечта для такой девушки, как я. Благородный, сильный, храбрый, красивый, галантный, богатый, добросердечный, стойкий, этнически чистый и такой бесконечно одинокий! Любая мечтала бы занять место рядом с мужчиной, вроде него. И если быть честной с собой, то в данный момент у меня почти нет шансов исполнить эту мечту.
Хотя я всё же иногда представляю, что однажды он заберёт меня, словно принцессу из башни бедноты, в которой меня заточила собственная семья, а потом, как настоящий рыцарь, женится на мне, и стану я уже не какой-то там пыльной крысой, а фрау Шейм. Жаль, пока ещё мы ни разу не встречались, хотя я хожу на все его выступления и торжественные обращения, когда не занята работой на шахтах. Благо те, в большинстве своём, крайне благоразумно проходят после окончания обязательных рабочих смен.
Однажды я даже украла плакат с его изображением, чтобы повесить в своей комнате, а затем ещё очень долго фантазировала, что за это меня арестуют и он лично будет меня допрашивать... с известным итогом.
Я, конечно же, понимаю, что то было бы вовсе не такое серьёзное преступление, чтобы солдаты хотя бы посмотрели в мою сторону, не говоря уже об аресте. В наше безумное время воровство плаката — вообще практически безобидный поступок, а всё из-за этих повстанцев, что бегают по улицам и стреляют в кого попало направо и налево. Ну, вы понимаете, к чему всё идёт?
Да, я не просто так всё это рассказываю. Ибо, если честно, я очень давно задумывала совершить какое-нибудь страшное деяние. Одна только мысль о преступлении невероятно будоражила мой разум и казалась крайне романтичной. Всем нравятся убийцы, они такие загадочные и красивые, всегда плюют на чужое мнение и общественные нормы, а также являются достаточно сильными, чтобы отнять чью-то жизнь.
Вот, например, солдаты. Всем нравятся рыцари Ордена, и мне, конечно, особенно, хотя вполне очевидно, что они лишили жизни далеко не одну сотню человек. Но им ставят памятники, рисуют на плакатах, обожествляют и вполне заслуженно чествуют за их храбрость и доблесть, а не сажают в тюрьмы, как убийц и бандитов. Тот же Герман является просто эталоном мужчины, хотя его руки явно давно уже не отмываются от крови. Это понимаю даже я.
К такому, как он, опасно подходить и даже немного страшно, но это и есть то, что делает его таким притягательным. Опасность, сила и безумство, достаточные для того, чтобы лишить другое живое существо жизни, иногда делают человека не угрозой, а надёжной стеной, если ты, в свою очередь, сделаешь всё, чтобы попасть к нему в милость.
И, если честно, то я бы очень хотела стать такой же, как он, чтобы наконец по-настоящему выделиться среди сверстников, чтобы меня наконец заметили и полюбили. Да, быть может, одной жертвы мало, ведь всех будоражат большие цифры, а не сам факт поступка.
Этот убил тридцать человек, этот сотню... А то, кем были убитые, чем они жили, о чём думали, никому особо не интересно. Главное событие в их жизни — смерть, в которой они лишь символы статистики, графики и числа, подтверждающие первостепенность хищника над его жертвой в массовом сознании.
Чтобы запомниться так, что даже через сотню лет люди будут произносить твоё имя с ужасом на губах, нужно положить действительно много. И я даже знаю, кто может стать моей первой масштабной жертвой — другие пыльные крысы с моей шахты. Я их ненавижу ничуть не меньше, чем своего сопливого братца, ОАР или отца. Ибо все двадцать, как на подбор, глупых и озлобленных сволочей постоянно смеются надо мной из-за моего роста и моей любви к герру капитану. Из-за чего каждый мой день превращается в адский круговорот непонимания как дома, так и на работе.
Я была бы рада разом избавиться и от них, и от этого злачного места. Мне надоело
