имели весьма конкретный, матерный смысл. Если прямо сейчас,( дальше шли нецензурные выражения, ) Ванечкин не смоется обратно, в бессознательное, я сделаю что-нибудь очень гадкое. Потому как вот эта романтическая чушь, которая вдруг появилась в моей башке при взгляде на Елену Сергеевну, это точно не мое. Это — чертов пионер исполняет. Значит, выходит, он, гнида такая, вполне мог проявить себя раньше, но молчал.
— Вы –матушка Пети? — С умным видом поинтересовался дядя Родя у родительницы.– Сразу видно, культурная, интеллигентная женщина. Сынок — прямо копия. Знаете ли Вы, как весело мы с Петром и его друзьями организовали для детишек самый настоящий Новый год? Да, да… Не удивляйтесь.
Мать с интересом включилась в беседу с электриком. А дяде Роде только того и надо было. Он в красках начал рассказывать о том, как мы ходили за елкой. Причем, если верить его словам, путь этот был сложный. Враги всячески мешали нашему походу. Думаю, еще немного, и в сюжете появились бы свистящие над головой героев пули. Мать Ванечкина слушала рассказы электрика со смехом. Она считала, что Родион Васильевич просто юморист и балагур. К счастью для меня. Потому что, когда в его повествовании начали фигурировать реальные события, родительница отреагировала на них так же, громким хохотом.
Потом они заговорили о том, какой прекрасный сегодня день. Учитывая состояние Родиона Васильевича, было совсем не удивительно, когда следом за рассказами пошли отрывки из стихотворений и цитаты из классиков.
Я, пользуясь моментом, подвинулся к сестре.
— Жаль, что ты малявка…– Сказал я, не глядя на Дашку.
Изображал, будто мне капец, как интересно слушать разговор матери с дядей Родей. Причём, родительница Ванечкина, будучи культурным человеком, не могла сказать электрику, что мы тут вроде семьей сидим, общаемся. А Родион Васильевич, который явно был навеселе и искал свободные уши, с удовольствием пользовался ее тактичностью. Вообще, конечно, изначально он искал Бегемота, но за неимением лучшего, решил присесть и пообщаться с матерью. И это, кстати, было отлично. Потому что говорил электрик много, быстро, сумбурно, полностью перетянув внимание родительницы на себя.
Именно поэтому я решил, самое время начать операцию по освобождению своих способностей из лап гадского Ванечкина. Есть прекрасная возможность проводить его сестру.
— Чего это я малявка? — Девчонка моментально «завелась». Взгляд ее сразу же стал колючим, а кончик вздернутого носа обиженно двигался туда-сюда.
— Ну, маленькая. Как «чего»? Я вот — взрослый. Я на море ходил. Знаешь, как там здорово…хотя, откуда тебе знать…Детям на море нельзя. Потом домой приеду, расскажу подробно.
Я высокомерно усмехнулся, а потом одними губами повторил обидное для Дашки слово.
— Малявка…
Сестра Ваничкина так взбеленилась, что стала в этот момент напоминать маленькую, но очень злую собачку.
— Так вот… — Родион Васильевич уже перескочил на какую-то другую тему. Видимо, запас стихов в его башке был не сильно большим. — Стою, значит, я, удобряю, розы и смотрю, как в небе птички высоко летают. У меня возле рабочего помещения, значит, розы. Это я себе, для красоты сделал. Испытываю тягу к красоте…
Я попытался сообразить, в каком месте возле подсобки электрика растут цветы, но точно знал, ни в каком. Видимо, дядю Родю так торкнуло материно внимание, что его окончательно понесло.
— И вот представляете… позвольте поинтересоваться, кстати, именем отчеством?
— Наталья я. Зачем же по отчеству. — Мать Ванечкина, наивная женщина, даже не замечала, что стала объектом интереса лагерного электрика.
Лишь бы Бегемот не узнала. А то, боюсь, Нина Васильевна в данном случае вряд ли с пониманием отнесется к любвеобильности своего кавалера. Хотя уж точно, матери Ванечкина этот тип не нужен и даром.
— Ага… Наталья… И вот представьте, Наталья, стою я. И тут мой взгляд перемещается на флагшток, его видно издалека. И на душе так радостно от того, что наступил новый день. Сейчас выбегут пионеры, возьмут горн, сыграют общий сбор на завтрак и… И тут я заметил что на флагштоке нет флага. Представляете? Вот прямо перед завтраком и заметил. Вчера вечером его точно спустили, и он определённо был на месте, а сейчас его нет…Не иначе как провокация, — Пояснил Родион Васильевич, а потом как-то ненавязчиво протянул руку и хапнул со стола пару пирожков, привезённых матерью. Пирожки моментально исчезли во рту дяди Роди. — Диверсия, можно сказать…
Последнюю фразу он выговорил с трудом. Мешали пирожки. Электрик заглотил их практически целиком.
А я уже, честно говоря, еле сдерживал смех. Даже на копошения Ванечкина в своей башке перестал обращать внимания. Просто Родион Васильевич сейчас напоминал самого настоящего павлина, который перед интересующей его самкой распустил свой яркий хвост. Какие, на хрен пионеры с горном? Какой флаг? Что он, вообще, плетет? С горном у нас ходит только один придурок. И то, надеюсь, эта адская побудка скоро закончится.
— Так вот… — Дядя Родя проглотил последний кусок и продолжил свою трогательную историю. — Я чего мимо шел-то. Думаю, знамя надо спасать. Кто, если не я⁈ На мне ведь, Наталья, все держится. Чуть что, сразу бегут, зовут, плачут… Родион Васильевич, миленький, помоги… А знамя если кто найдёт, это — орден дадут… У меня этих орденов много. Весь шкаф забит. Чуть дверь открою, валятся прямо на голову…
— Петя… — Сестра Ванечкина придвинулась ко мне и дернула несколько раз за руку. — А что, правда орден дадут, если знамя найти?
— Слушай, отстань. — Я отмахнулся от девчонки. — Дай послушаю. Ты погляди, как стелит…Все равно малявкам не светит ни черта…
Дядя Родя, вдохновлённый всеобщим вниманием, набрал воздуха в грудь и собрался было перейти к дальнейшему рассказу о своих подвигах. Но так и замер, со сложенными «дудочкой» губами и выпяченной грудью.
— Родион Васильевич… А я иду мимо, слышу голос знакомый…
Прям рядом с беседкой непонятно откуда нарисовалась Бегемот. Взгляд ее был гневным, щеки пылали румянцем, а грудь возмущенно вздымалась. Учитывая вес Нины Васильевны и ее габариты, эта вздымающаяся грудь сильно напоминала Вельзувий, который вот-вот начнёт извергать горы пепла. Под ними, видимо, и будет похоронен электрик.
Скорее всего, скандал был неминуем, но именно в это мгновение мать Ванечкина, не понимая, в какой замес она попала, обернулась и посмотрела на меня. На ее лице была улыбка. Ровно одну секунду. Потом улыбка исчезла, но зато появилось удивление.
— Петь, а где Даша?
— Ты же
