чащобы, черной, будто бы живой стеной, шевелившейся через овражек кювета.
Когда они спустились ниже, по другой узенькой дорожке, и остановились на пляже, услышали, как шумит неподалеку Кубань.
Руслан вышел, огляделся. Река протекала метрах в пятидесяти от них. Большой гравийный пляж с многочисленными рукотворными оврагами использовали, наверно, для забора гравия. Старый каменный мост стоял через реку. Мост был почти разрушен, и его древние колонны, изъеденные водой и ветром, казались в полутьме огромными ребрами какого-то чудовища. Рядом со старым мостом тянулся новый железнодорожный, а за ним проходил и автомобильный.
Руслан оглянулся, когда на мосте раздался грохот. Это длинный товарняк пошел над рекой, протягивая свое черное, червеобразное тело.
— Полковник сказал еще кое-что, — проговорил Руслан.
— Ну? — Адам закурил, прислонился к капоту машины.
Влажный, прохладный ветер дул с реки, Багирову стало зябко, и он застегнул ветровку.
— Через два дня придет первая поставка. Наша задача — предупредить мясуховских. Оружие пока что на наших схронах спрячем.
— А потом надо организовать передачу? — Спросил Адам.
— Ага. Причем мясуховские должны нам с этим помочь. Че-то, кажется, мне, что Корастелев не очень-то доверяет нашим новым клиентам.
— Мож, они нас прямо тут замочат, — равнодушно сказал Адам, щелкнув окурком.
Русик проследил за красненьким в темноте угольком. Бычок сдул ветер, и тот, погаснув, словно бы растворился в темноте, не достигнув земли.
— Пока не хлопнут, — буркнул Русик. — Им же пушки нужны. А потом нам помогут мясуховские.
— Я б предпочел видеть за своей спиной взвод солдат, чем этот бандитский сброд.
— Я тоже, — ответил майор. — Но Корастелев считает, что, если привлечь много наших, будет слишком заметно. Наглеть не хочет.
— Угу, — промычал Адам, глядя куда-то вдаль.
Там, откуда они приехали, бил свет чьих-то фар.
— Вон они. Едут, похоже, — сказал Руслан и выпрямился. Пощупал за поясом пистолет.
Здоровенный Ниссан Патрол, подскакивая на неровностях, спустился с пригорка и захрустел массивными колесами по речной гальке. В свете фар своей машины Руслан увидел, что внедорожник был видавшим виды и грязным, словно гонял по каким-то лесам.
Машина стала наискось, метрах в десяти от них, осветила темные воды Кубани.
У Руслана почему-то быстро забилось сердце, когда двери Ниссана стали открывать изнутри. Первым вышел водитель — рослый, здоровенный мужик.
Одетый в лесной камуфляж, он перекинулся парой слов с другим, таким же здоровым мужчиной. Их было четверо, все как один крепкие и бородатые. Группа направилась к Руслану и Адаму.
— Чечены, — прошептал Адам Руслану. — Видать, мы собрались с чеченцами торговать.
— Боже! Я этого больше не вынесу! — Плакала Марина. — Да когда же оно все закончится⁈
— Тихо-тихо, — я пододвинулся к девушке поближе, обнял и прижал к себе.
Марина уткнулась мордашкой мне в грудь, заплакала навзрыд.
— Все будет хорошо. Я смогу тебя защитить, ты же знаешь.
Лицо девушки было горячим и влажным. Я чувствовал, как ее дыхание, прерываемое приступами плача, увлажняет мою рубашку, как мокнет ткань от ее слез.
— Знаю! Конечно, знаю! — Марина подняла раскрасневшееся лицо, заглянула мне в глаза. — Но я устала, Витя! Я больше не хочу ходить по улицам и оглядываться! Я очень устала от всего этого! Кто-то вечно стреляет рядом со мной! Что-то вечно взрывается! Я как магнит для всех этих дурацких стрелок и прочей бандитской дряни!
— Обещаю, — я погладил девушку по волосам. — Я сделаю так, что ты всегда будешь в безопасности. Что тебе больше не надо будет обо всем этом беспокоиться.
Марина перестала плакать, очень забавно, совсем по-детски всхлипнула, утерла опухшие глаза.
— Я тебе верю, — сказала она убежденно. — Верю, Витя. Ты ведь мне никогда не врешь.
— Не вру.
— Но… Но я боюсь…
— Будь сильной, — я улыбнулся. — Помнишь наш договор? Видишь же, что я свою часть исполняю.
— Я знаю, — она сглотнула. — Просто… Просто я все равно боюсь. А вдруг… Вдруг с тобой что-то случиться? Ведь все это так опасно… Вдруг в один из дней случиться так, что ты…
Лицо ее снова искривилось, и по щекам побежали новые дорожки слез.
— Спокойно, Марина, — обнял ее я, когда девушка опять припала к моему плечу. — Спокойно. Такого не случится.
— Вот. Теперь врешь. — Приглушенно проговорила она. — Может случиться все что угодно. Ты же понимаешь.
Я вздохнул.
— Понимаю, Марин. Действительно, иногда моя работа бывает опасной. Иногда приходится иметь дело с очень нехорошими людьми. Но я выдержу. И выживу. Я всегда выдерживаю. И никому не позволю навредить ни тебе, ни кому-то из моих близких.
— Ты так уверенно об этом говоришь, Витя, — отстранилась она. — Уверенно, словно это уже наступивший факт. Но…
Девушка замолчала. Потом сглотнула, словно бы не решаясь договорить.
— Но, что?
— Но что, если ценою для этого станет твоя жизнь? Сегодня, когда взорвалась та бомба, на миг я подумала, что тебя тоже задело… А что, если когда-нибудь и правда заденет? Что тогда? Что будет, если тебе будет угрожать очень большая опасность? Что, если нам будет угрожать большая опасность? Ты тоже пойдешь до конца? Как всегда? Ты защитишь меня, но… оставишь одну?..
С этими словами Марина заглянула мне в глаза. Теперь взгляд девушки был холодным и жестким. Решительным. Таким, которого я у Марины еще ни разу не встречал. Будто бы она говорила о чем-то, что сейчас считала самым важным в жизни.
А в следующий момент я сделал то, что не делал никогда. И этот поступок изумил меня самого. Я не выдержал ее взгляда и отвел глаза. Я знал ответ на ее вопрос. Марина тоже знала.
Вся моя прошлая жизнь, которую я провел в инвалидном кресле, была для меня чем-то не сильно отличающимся от ада. Беспросветность изо дня в день. Чувство, когда душа твоя кипит, и ты постоянно хочешь что-то сделать, что-то свершить, но не можешь. Для меня мало какая физическая мука могла бы с этим сравниться.
Я понимал, что, если отступлюсь, если проиграю, могу прийти к такому же, а может быть и к более печальному результату. Могу снова обречь моих друзей и других, новых людей, что стали для меня близкими, на смерть. Могу снова стать слабым. И смерть
