Их вежливо просили пройти в шатёр и рассказать всё самому главному аге. Что весьма странно, так как главный ага у янычар один, а шатры, в которые приглашали для беседы с ним, стояли по разные стороны пролива. Проводив гонца, или самостоятельно решившего предупредить Стамбул об опасности подданного, в шатёр, полусотенный вскоре возвращался на свой пост. Принёсшие эту важную весть люди, все как один, оставались у раздвоившегося главного аги в гостях, никто из вестников шатёр не покидал. Никаких действий получившие известия янычары, как ни удивительно, не предпринимали. Продолжали всё также нести свою службу, отлавливая гонцов с одним и тем же известием. До ночи, когда дети шайтана добрались таки до Стамбула и начали в нём и вокруг него безобразничать, азиатский патруль выслушал тринадцать гонцов, европейский — восемнадцать. Их трупы со следами удушения и ударов по черепу обнаружили на следующий день беженцы из горящей столицы.
На роли полусотенных кастинг проходил жесточайший. Очень важно было, чтобы турки не заподозрили ничего до момента собственного убиения. Среди претендентов на эти роли были и учитель Аркадия, бывший янычар, и великолепно говоривший на татарском, турецком и арабском языках Срачкороб. Но они не прошли по недостатку волосатости на лицах. Янычары носили, ну как нынешние моджахеды, бороды. Поэтому все запорожцы отпали автоматически. Роли янычар достались донцам, большинство из которых также не имели привычки бриться. Затея удалась. Весть о вторжении казацкой эскадры так и не добралась до Стамбула. Никто из убиваемых вестников так ничего и не понял. Шатры были разделены пополам занавесью, трупы складировались вне зоны видимости от входа. Помимо гонцов в шатрах сгинуло около десятка янычар имевших несчастье путешествовать в этот день по этой дороге и поинтересоваться: «Чей бунчук стоит в дозоре?» Любопытство погубило не только кошку из английской пословицы.
Атака на Стамбул началась со взятия трёх его крепостей. Перекрывавших Босфор от атак с севера Румели-Хиссар и Анадолу-Хиссар расположенной прямо в городе Едикуле.
Сначала вырезали гарнизоны крепостей в проливе, атаковав их оттуда, откуда нападения не ждали: с суши. Спокойно дремавшие на стенах янычары — в городе осталась далеко не лучшая часть корпуса капыкуллу — поднять тревогу попросту не успели. Уж очень скоропостижно скончались, причём, почти одновременно, несмотря на разделявшее крепости расстояние. Наручных или, хотя бы карманных часов тогда у казаков, как и во всём остальном мире, не было, однако атака началась синхронно. По запущенным, одна за другой, шутихам фейерверка. Это китайское по происхождению баловство получило огромную популярность и в Европе. Никого она не встревожила, не послужила поводом насторожиться. Пластунам удалось снять часовых и открыть ворота обеих, после чего они были обречены. Ожесточённое сопротивление внутри крепостей дало янычарам и топчи возможность прихватить на тот свет немало врагов. Но защитить город они не смогли.
Взять так Еникале было нереально, крепость располагалась в пределах города. Именно эта крепость была для Османов аналогом французской Бастилии, султан содержал в ней почётных и важных пленников. Но охраняли её ничуть не лучше, стражу пластуны сняли без труда. А шум боя проснувшихся янычар с ворвавшимися в открытые ворота казаками уже ни кого не мог разбудить. Выстрелы и звуки боя доносились из многих частей города. Другие пластунские сотни захватили несколько участков защищавшей Стамбул со стороны моря стены невдалеке от султанского дворца. Именно в башне этой стены, прикрывавшей дворец султана, раздался первый в эту ночь выстрел. Потом ещё один, в другой башне раздались тревожные крики… Беспокойный для города день, сменился страшной ночью.
Поначалу главные события развернулись не на суше, а в бухте Золотой Рог и портах Стамбула со стороны Мраморного моря. Именно неожиданную вражескую атаку с севера и должны были предотвратить воины в специально для того построенных Румели-Хиссар и Анадолу-Хиссар. Но воины этих крепостей к этому моменту помочь никому не могли, так как бесславно погибли под саблями. Между тем османские и магрибские корабли стояли почти без экипажей, весело отдыхавших на берегу перед походом на казаков. Почему-то визита сыновей шайтана в эту ночь никто не ждал. Ох, сколько же людей, которым повезло пережить эту ночь, потом будут утверждать, что они чувствовали, они ведь говорили…
Османские суда стояли на якорях совершенно не готовые к бою, из-за отсутствия команд, разве что на галерах сидели прикованные к вёслам рабы, да и то не в полном комплекте. Зато прибывшие в этот день суда с «рабами» были переполнены. И там уже никто не пытался разыгрывать спектакли, они стали захватывать военные и торговые суда, не встречая серьёзного сопротивления. Кстати, освобождать всех галерников, как раньше, сразу после захвата вражеских галер, не стали, наученные горьким опытом. Уничтожив остававшихся на борту осман, абордажники производили перекличку среди галерников. Казаков и стрельцов расковывали сразу, остальным обещали свободу сразу после битвы. Пытавшимся качать права с околовёсельной скамьи (нашлись и такие) охладили излишний темперамент батогом, предназначенным для стимуляции к старательной гребле.
С нескольких судов на «весёлые» прибрежные кварталы полетели огненные стрелы зажигательных ракет, и те быстро превратились в огненный ад. Убивая или отрезая от моря развлекавшихся там османских и магрибских моряков. Вскоре подоспела и основная часть казацкого флота и его черкесские союзники. Десятки тысяч пиратов хлынули на берег, часть из казацких галер занялась захватом судов в Золотом Роге, как военных, так и купеческих. Попытки сопротивляться пресекались самым жестоким образом. Считанные военные суда, сумевшие организовать сопротивление захвату, безжалостно топились, трофеев и без них хватало. Больше всего Аркадию и Ивану было жалко огромные многопушечные корабли. Их топить было решено заранее, в связи с полным отсутствием моряков для управления такими судами. Каждому из двух гигантов османской постройки хватило по десятку зажигательных ракет. Сухое просмоленное дерево горит очень хорошо, а вот тушится плохо. Учитывая, что из-за нехватки людей тушить было некому, гиганты быстро превратилось в огромные костры, освещающие всё вокруг. Не сумев потушить свои корабли, моряки на них скоро стали перед выбором: погибать в воде, плавать умели далеко не все или в огне. И предлагать им помощь в спасении никто не спешил. Галеоны, бог его знает, чьих верфей, топить было ещё обиднее, ведь их удалось захватить, причём почти без потерь. Но… пришлось, забрав с них малокалиберную артиллерию и янычарки из оружейных кают, сжигать и их. Даже на более тщательный грабёж, изъятие с них пушек и пороха не было времени. Оставлять же такие корабли, с пушками и боеприпасами без присмотра Васюринскому показалось рискованным. Ближайший к Стамбулу кусочек Мраморного моря осветился пламенем пожаров, будто в не очень пасмурный день и Аркадий заметил на щеке своего друга скупую мужскую слезу. Воистину, уничтожаемой собственными руками добычи (да ещё какой!) Ивану было жалко до слёз. Нетрудно было догадаться, что атаману очень хотелось перебраться на мостик такого огромного и сокрушительного для врагов корабля. А пришлось этих красавцев, целую, пусть и небольшую эскадру, палить самим.
