– И то верно, – с тяжким вздохом произнес средний и умоляюще: – Ну ты хоть бы в возок сел, владыка. Негоже патриарху на коне скакать. Знаешь, как у тебя к вечеру задница заболит?
– Седалище, – строго поправил всадник в рясе. – Это у боярина какого, воеводы, да даже и у царя задницы. А у меня – седалище. А что до болей, то для того и еду, что жажду выяснить – каково воину приходится, когда он целый день в седле должен провести.
– Да что ты с ним разговариваешь, – чуть ли не зевая, вновь вступил в разговор третий всадник. – Ему теперь после полета на воздушном шаре с красной рожей все гоже. Я только удивляюсь, как он на войну на шаре не полетел? Или ты, владыка, испугался, что ветер не в ту сторону подует?
– О том помолчим, – уклонился от ответа патриарх и посоветовал: – Чем о почтенное духовное лицо языки точить, ты бы, государь, лучше Михайлом Юрьичем занялся.
– Чего?! – опешил от неожиданности Константин. – Каким это Михайлом Юрьичем?! Уж не хочешь ли ты сказать, владыка, что…
– Именно это и хочу я тебе поведать, – перебил его патриарх. – А каким – думаю, что можно не вопрошать, ибо он у нас один такой, и, обернувшись назад, скомандовал: – Михайло Юрьич! А поди-тко сюда. Государь тебя видеть желает.
Не сразу, а спустя минуту, а то и две из большой толпы всадников робко выехал один и стал робко сближаться с троицей, едущей впереди. Константин оглянулся и тут же напустился на патриарха с упреками:
– Выходит, ты знал, владыка, и ничего мне не сказал? Ну как же тебе после этого не стыдно?
– Ничуть, – невозмутимо ответил патриарх. – А не сказал потому, что мы оба гонимы тобой, аки Христос нечестивым Савлом. Помнишь ли, как там в писании сказано?
Но вместо Константина нужное место неожиданно процитировал, хотя и перефразировав, подъехавший к троице всадник.
– Костя, Костя, – негромко произнес он жалобным голосом. – Почто ты меня гонишь?
– О-о-о, – одобрительно кивнул головой Вячеслав. – Деяние апостолов в лицах. – И уверенно предсказал: – Теперь нам совсем весело ехать будет.
– Будете кощунствовать, на обоих в лесу епитимию наложу и до утра молитвы читать заставлю, – добродушно пригрозил владыка Мефодий.
– Это как в старину? А где горох возьмем? Я без гороха несогласный, – заявил Вячеслав.
– А ты не юродствуй. Подумаешь, горох. И без него обойдемся. Я тебе его шишками заменю. Еще хуже будет, – нашелся патриарх.
– А ты, как я посмотрю, совсем не удивлен его появлением, Слава. С чего бы такое поразительное хладнокровие? У меня на сей счет возникают кое-какие догадки, – заметил Константин.
– Да потому, что он тоже меня понял и с самого начала знал, что я все равно поеду, – спокойно пояснил Минька. – К тому же вы и сами успели убедиться, что наводчик из меня еще тот. Мне просто вас жалко стало. Ну где вы лучше-то найдете?
– Значит, и ты, Брут?! – патетически возопил Константин. – Вот вам и пожалуйста. Не успела династия процарствовать каких-то жалких девятнадцать лет, как против нее учинен первый заговор. И кем?! Можно сказать, ближайшими сподвижниками, желающими коварно лишить государя лучшей головы всей Руси. Ну и кому мне после этого на вас жаловаться?
– А я вот чего подумал, царь-батюшка, – спокойно ответил воевода. – Это ж как здорово у нас под Переяславлем получилось. И ведь главное, не абы как, а по старшинству. Вначале младшенький наш как застрельщик выступил.
– Скорее как наводчик, – поправил Константин.
– Ну, пусть так, – миролюбиво согласился с возражением Вячеслав и продолжил дальше: – Потом, стало быть, я, как положено генералиссимусу, со своими арбалетами подключился. Далее царь-государь общее руководство на себя взял, ну а в довершение ко всему мы имели счастье лицезреть легендарный полет владыки Мефодия с красной мордой на воздушном шаре. – И, услышав предупредительное покряхтывание патриарха, тут же уточнил: – Я имею в виду красную морду, которая была изображена на воздушном шаре, так что про стояние на шишках мне напоминать не надо. А если совсем серьезно, то как же здорово у нас вышло-то, квартетом.
– Два вопроса, – вмешался Константин. – Во-первых, не ты ли еще сильнее меня хотел вернуть нашего Михал Юрьича обратно в Переяславль, когда увидел его у синь-камня?
– Я, – честно сознался Вячеслав. – Но у меня имелась весьма веская причина. Помнишь, я тебе говорил, что перед дракой всегда в ушах либо Высоцкий, либо Трофим звучат, а ты еще спросил – есть ли разница.
– А при чем тут…
– При том, – оборвал воевода. – Я тогда тебе говорить не стал. Просто когда Трофим в голове, то у меня обязательно друг погибал. Ну, или тяжелое ранение как минимум. Вот я сразу и рассудил, что сам-то как-нибудь выкручусь, ты тоже худо-бедно, но мечом и прочим махать научился. Не супермен, но сойдет. Значит, у кого больше всего шансов было головы лишиться, причем в буквальном смысле этого слова? Правильно, у двух наших гражданских товарищей. Ну, один в городе остался. За него я спокоен. Второй вроде бы тоже. И вдруг он появляется, нежданно-негаданно, как чертик из табакерки.
– Не поминай нечистого всуе, – поморщился патриарх.
– Хорошо, – покладисто согласился Вячеслав. – Как ангел из табакерки. Хотя еще один такой ангел, и никакого черта уже не надо, – тут же пробурчал он, понизив голос. – Короче, перепугался я сильно за нашего обормота, потому как люблю этого гада, аж челюсти сводит. А теперь, после того как я убедился, что примета моя, как бы правильно сказать, не совсем обязательная, так чего уж – пусть остается. И потом, государь-батюшка, раз уж у нас так дружно и хорошо все пошло, может и дальше это продолжить надо. Может, это тоже примета, только добрая? Ты не задумывался, Костя? И потом, где еще мы сможем так весело провести время, как не на войне?
– Да я бы с радостью, – отозвался Константин. – Только на войне, знаешь ли, убивают иногда, и не всегда злодеев. Потому и хотел бы подальше от этого дела держать. Тебя-то, Слав, никак не получится, а вот их….
– Знаю, – кивнул Вячеслав. – Ну и что?
– То есть как? – удивился Константин.
– А вот так. Моя мамочка Клавдия Гавриловна всегда говорила, что жить чертовски вредно, потому что от нее все умирают. Но ничего, все равно живут.
– А все равно боязно мне за вас.
– А ты не боись раньше времени. Мы ж ряжские – мы прорвемся. Ты вон заговоров целую кучу знаешь, владыка Мефодий – молитвы, я – песни матерные, говорят, они тоже от всякой нечисти помогают, особенно монгольской, а Михал Юрьич у нас вообще атеист и в свою смерть не верит. И потом, если Русь за нас, то кто против? Да тут хоть весь мир ополчись – уделаем, как бог черепаху, чтоб аж панцирем покрылись…
