Когда у сопровождавшего нас полковника спросили, когда вторгшиеся французы успеют построить на захваченном плацдарме линию Мажино, он невозмутимо ответил:
— Но они же могут захватить наши укрепления!
…Последовавшее подписание так называемого „Российско-финляндского договора о коллективной безопасности“ было, по сути дела, захватом части Финляндии. На территории вплоть до Виипури размещались российские войска, Россия получала ряд военно-морских баз в Балтийском море и право беспрепятственного пролета военных самолетов через территорию Финляндии „в целях обороны территории дружественной страны“. Зона размещения российских частей объявлялась „территорией совместного развития торговых и промышленных предприятий“ и в нее вслед за войсками последовал российский капитал и российские наемные рабочие, что умиротворяло местных мелких хозяев. А ведь со старой границы можно было беспрепятственно обстреливать Петроград!
…
…К одному из явных просчетов ведомства Канариса также следует отнести появление у русских целого семейства бронетехники на базе танка „Скорпион“, значение которого, благодаря неполной и искаженной информации, мы не смогли оценить до начала конфликта. Официальной легендой русских, которую они продвигали по всем каналам, было то, что танк создается для действий на случай готовящегося англичанами мусульманского восстания в Средней Азии. Действительно, изначальная концепция танка производила впечатление дешевой машины для колониальных войн, подобной усиленным танкеткам „Карден-Ллойд“. Экипаж состоял всего из двух человек, при этом командир совмещал в одном лице функции заряжающего, наводчика и, собственно, командира. Поскольку вначале поступали сведения о намерениях вооружить танк 45-мм орудием Бофорса, то это подтверждало передаваемую информацию о намерениях русских, поскольку эффективное управление подобной машиной могло быть осуществлено, по моему убеждению и мнению многих наших аналитиков, если танк действует в основном против легковооруженной пехоты или кавалерии в конном строю, лишь изредка используя пушечное вооружение для уничтожения огневых точек в домах или горной местности. Усиление брони объяснялось русскими поступлением в басмаческие банды крупнокалиберных пулеметов, противотанковых ружей и легких горных пушек, которые в разобранном состоянии могли перебрасываться через перевалы на вьючных животных. Аналогично во время войны с Францией нам довелось столкнуться с английским танком поддержки пехоты „Матильда-I“, который был вооружен всего одним пулеметом, но нес броню, которую не могли пробить снаряды наших танков и противотанковых орудий.
Расплачиваться за этот просчет пришлось уже в самые первые дни конфликта. Русские быстро наладили выпуск этого простого танка из автомобильных агрегатов в небывалом количестве и к началу боевых действий сумели насытить машинами на его базе части Западного округа, передислоцировав на японскую границу устаревшие „Кристи-русский“ и „Виккерсы“. Сам танк получил 37-мм автоматическое орудие, упростившее действия командира. Бронебойные снаряды этого орудия могли на средней дальности поражать наши танки I, II, 38(t) и даже III. Недостатки русской оптики частично компенсировались высокой плотностью огня и возможностью на небольшом расстоянии стрелять по нашим танкам очередями с ходу, за что в наших частях этот танк получил прозвище „Бешеный Иван“. Еще большей неприятностью оказалось одновременное появление у русских противотанковых и полевых трехдюймовых орудий на его базе, фактически решивших проблему мобильности тяжелой противотанковой артиллерии. „Бешеные Иваны“ легко уничтожали наши легкие танки и бронетранспортеры, а, когда в бой вводились танки IV, отнесенные во время начала конфликта к тяжелым, отходили, предоставляя борьбу с ними экипажам самоходных орудий, которые могли уничтожать эти танки на средней дальности и легко менять огневую позицию. С другой стороны, благодаря толстой броне „Скорпионы“ можно было поразить нашими легкими противотанковыми орудиями только на небольшой дистанции, вследствие чего орудийная прислуга в начале кампании часто просто поддавалась панике и бежала. Это порождало слухи о полной неуязвимости русских танков. Слухи подкреплялись тем, что „Скорпион“ имел на поле боя высокую подвижность при малых размерах, из-за чего в него было трудно попасть, а низкий уровень шума двигателя и гусениц затруднял своевременное обнаружение танков.
Несмотря на все это, „Скорпион“ представлял собой лишь крайнюю точку развития легких танков, не имел дальнейших резервов к совершенствованию, и усиление брони создавало русским лишь временные преимущества. Основной проблемой стало то, что эта машина впервые позволила русским создать действительно маневренные части, где пехота, танки и разные виды артиллерии не нарушали взаимодействия между собой при необходимости быстрого передвижения, при отлаженной связи с легкой бомбардировочной, разведывательной и истребительной авиацией. К тому же эти части были хорошо радиофицированы. Лично на меня произвела впечатление очень компактная рация, собранная всего на двух лампах по схеме суперрегенератора, с помощью которой можно было поддерживать связь до полутора километров с такой же рацией, а с более мощной командирской — и до пяти километров. Бронетехника небольшого веса легко эвакуировалась с поля боя в случае повреждения, а широкое использование автомобильных узлов и агрегатов решало проблемы ремонта и обеспечения частей.
Все эти вещи, которые могут показаться несущественными мелочами, сделали безуспешными большую часть попыток проведения операций по окружению русских войск, на что так рассчитывали в начале кампании. Части, прорвавшие оборону русских, натыкались в глубине на укрепленные пункты, удерживаемые моторизованной пехотой, самоходную противотанковую артиллерию, минные заграждения, огонь реактивных минометов и удары бомбардировщиков, осыпавших наступающие колонны ворохом кумулятивных мин или кассетами с вязкой зажигательной смесью, вызывавшей тяжелые поражения людей и техники. Русские отступали, но уничтожали при этом столько наших войск, что назвать наши наступательные действия победой было практически невозможно.
…Еще одной причиной высоких потерь во время Июньского Конфликта стало массированнное действие диверсионных групп в нашем тылу. Русские дерзко нападали даже на нашу бронетехнику, используя динамореактивные гранатометы. Карательные меры, предпринятые охранными частями для наведения порядка, казалось, лишь озлобили местное население и сделали войну со стороны русских поистине тотальной…
…
… Очевидным шагом в данной ситуации было бы остановить производство танка III и максимально увеличить производство модифицированного танка IV, оснастив его длинноствольным 75-мм орудием и увеличив эффективную толшину лобовой брони с учетом наклона листов до 80 мм, то есть доведя его до предела возможностей модернизации. При этом надлежало максимально увеличить объем выпуска таких танков и самоходных орудий на их базе, остановив выпуск автомобилей гражданского назначения. Однако Министерство обороны и вооружения, стремясь избегнуть предложения таких шагов, которые бы серьезно сказались на уровне жизни немцев, выдвинуло другой план — создать и освоить в производстве совершенно новый массовый танк с 75-мм орудием и лобовой броней в 100 мм, который бы имел резервы совершенствования, на основание проекта, выдвинутого фирмой МАН. ОКХ удалось добиться у фюрера одобрения этого проекта, несмотря на мои личные возражения, вызванные тем, что переход на новый вид танка в условиях войны неизбежно снизит объем производства танков и усложнит ремонт их в частях. Другой проект ведомства Тодта — тяжелый танк с 88-мм орудием на базе опытной партии машин „Леопард“ был решительно отвергнут фюрером, как ненужная гигантомания.
Причиной таких решений послужило появление у русских нового вида танка, который в наших документах числился как „Летающий дракон“. Его производство осваивалось на Царицынском заводе, и русское командование не спешило использовать его в боевых действиях, кроме отдельных исключительных ситуаций, к одной из которых как раз и относится уничтожение роты танков „Леопард“ под Минском. Эта опытная партия наших танков, задуманных, как штурмовые, была оснащена короткоствольным 75-мм орудием, также используемым для танков IV. При огневом контакте с „драконами“ выяснилось, что снаряды этой пушки неспособны поразить русские танки в лоб; из трех „драконов“, которые были обстреляны, только один был поврежден, потеряв ход, но при этом не загорелся и экипаж его, не покинув машины, продолжал вести огонь. В то же время „Леопарды“ одни за одним выходили из строя как от огня 85-мм орудий трех „драконов“, так и от огня замаскированных на опушке леса 75-мм и 100-мм противотанковых самоходных орудий русских.
