— Как же ты смог добраться до Мекки?
— Видимо, так было угодно Аллаху, — Ильяс снова начал перебирать костяшки своих четок. — Зато как я был вознагражден в конце пути! Представляешь, Мекка цела, девять минаретов Аль-Харама,[142] как и прежде подпирают небо, а Кааба[143] по-прежнему стоит в ее внутреннем дворе, служа киблой[144] всем правоверным… Ладно, что-то занесло меня, расчувствовался, ты уж прости. Похоже — старею. Давай, отправляйся-ка ты спать. Да и мне вздремнуть не помешает. А то, чувствую, через пару-тройку часов вокруг турки такой шухер подымут…
И вот уже больше суток мы с Русланом обитаем в этой комнате. Уже успели и поспать, и поесть густого, острого и горячего хаша и маринованной черемши под свежий лаваш, и чаю попить. Теперь вот Руслан валяется на тахте, а я, борясь со скукой, чищу и без того идеально ухоженный полковничий пистолет. Ну, и лясы точим, не без того. Все расспросы о прошлом казаха-снайпера и об обстоятельствах, которые привели его в турецкую камеру, я решил отложить на потом. Часовой за дверью парень, конечно, молчаливый, но ведь не глухой же. Думаю, не стоит лишние проблемы создавать, давая повод ко всяким ненужным подозрениям. Уж если представились знакомыми, то не стоит сейчас подробностями биографии друг друга интересоваться. На это время еще будет. А пока просто травим всякие байки, коих и у меня, и, как выяснилось, у Руслана в запасе превеликое множество.
Дверь вдруг распахивается. На пороге — Ильяс. Вид у него боевой и задорный: глаза сверкают, усы воинственно топорщатся, ни дать не взять — старый, но еще не потерявший сил котяра после хорошей драки.
— И что ты все с этой ерундовиной возишься, Миша? — тычет он пальцем в 'Кольт', который я продолжаю вертеть в руках. — Бестолковая ж машинка, клянусь Аллахом. Весит много, патронов в магазине мало. Вот какой добывать нужно было.
С этими словами Эли достает из кобуры и демонстрирует мне свою 'Берету', кажется 'девяносто вторую', если я ничего не путаю.
— Ничего ты, борода, не понимаешь в оружии, — укоризненно качаю головой в ответ. — Это ж не просто пистолет. Это легенда! Его же еще в начале двадцатого века на вооружение приняли. Да я кроме него вообще ни одного ствола, который бы так долго использовался, вспомнить не могу. Ну, разве что пулемет 'Браунинг', они с 'Кольтом' почти ровесники. Так что, тут дело не в весе, не в скорострельности, не в точности и не в емкости магазина. Просто это — Пистолет с большой буквы 'Пэ'. Опять же, я ведь с ним в бой идти не собираюсь. Он мне как сувенир нужен, чисто с эстетической точки зрения: смотреть и любоваться.
— Да, Миша, да ты оказывается этот… Фетишист, маньяк оружейный, — улыбается Ильяс.
— А даже если и так? Кому от этого вред? Ладно, давай, рассказывай, с кем ты там воевал сейчас?
— Что, неужели так заметно?
— Не то слово. Выглядишь как бойцовый кот, разве что не воешь и шерсть не топорщишь.
— Ну-ну, — снова скалит в улыбке свои белые, совсем не стариковские зубы Ильяс. — В общем, по вашу душу тут мамелюки были. Правда, предъявлять какие-то обвинения сначала поостереглись, скорее так, намеками… Мол, не видали ли мы чего, не слыхали? А под конец так и высказались, мол, ты с кафирами не воюешь, пленника видел, думаем, от тебя информация ушла…
— А ты?
— А я наехал на них, как бульдозер. Под конец так разошелся, чуть сам не поверил, что вас никогда в жизни не видал. Да еще и про оскорбление чести наплел, про нарушение традиций гостеприимства, про то, что они в наших краях все же гости, а уже начинают хозяевам указывать, как жить и что делать. Там кроме мамелюков еще и Непримиримые были, так те уже косо на турок поглядывать стали. Нехорошо так поглядывать Старший их, Али-аскер, как понял, чем дело кончиться может, аж с лица взбледнул. Извинялся долго и красиво, потом уехал, дальше терских диверсантов искать. Но, думаю, подозрения у него все равно остались. Так что, еще несколько дней сидеть вам у меня тихо, как мышам, и не отсвечивать. А потом я вас с торговым караваном в Дагестан вывезу, есть у меня один фокус в запасе…
Ну, блин, старый друг! Ну, Ильяс-хаджи! Не ожидал я от тебя такой подставы! Отличный фокус, нечего сказать… Хорошо сейчас Руслану: лежит себе в тайнике, среди ящиков с товаром в кузове грузовичка прямо у меня за спиной и в ус не дует. Еще лучше господину полковнику, того, связанного по рукам-ногам, будто 'кавказская пленница', прежде чем в 'специально обученный' ящик запаковать, еще и дрянью какой-то опоили. Так что у Атмаджи-эфенди сейчас принудительный 'тихий час'. А слишком здоровый и высокий для всех этих контрабандистских 'ухоронок' Миша, как самый распоследний камикадзе, едет себе внаглую в кабине замыкающей машины, трясется как осиновый лист и от страха потеет. Интересно, кстати, а на кой вообще 'нейтралу' Эли все эти тайники? Да, видно мой старинный друг не только бензином приторговывает…
Одет я в такой же серый комбинезон, черную 'разгрузку' и вязаную шапочку-маску, что и остальные охранники Ильясова каравана. На коленях, вместо привычного 'калаша' — в меру покоцанная, что называется, видавшая виды немецкая штурмовая винтовка G-36, та, которая С, в смысле, совсем короткая… Так что, вроде как все нормально, внешне я ничем от всех остальных не отличаюсь, но, врать не буду, все равно как-то не по себе. Вот попадется блок-пост с каким-нибудь параноидально-бдительным или слишком ретивым служакой, потребует он маску снять, и все — хана всей конспирации. С чеченцем меня разве что слепой спутает. Правда, Ильяс перед выездом заверил, что все желающих сунуть нос в перевозимые им товары, или докопаться до его парней в здешних краях давно уже повывелись, но сейчас ситуация особенная. Все ж таки не каждый день тут штабы гарнизонов вырезают, пленников освобождают, да полковников воруют. Так что, турецкие вояки могут и бдительность проявить. С другой стороны, если Ильяс решил все устроить именно так, значит в правильности своих действий уверен. Это мне, как тому хрестоматийному пролетарию, кроме своих цепей (ну, и жизни) терять нечего. А на нем ответственность за целый тейп, пусть и небольшой. Ладно, бог не выдаст, свинья не съест!
Пока я кручу все эти соображения в голове, колонна наша, гремя по на ухабах железом и цокая копытами по камням, неспешно ползет по прижавшейся к стене широкого заснеженного ущелья дороге. Хотя, колонна — это слишком громко сказано: три автомобиля в окружении примерно взвода всадников. Все наши грузовики — два бортовых и одна 'керосинка', уже и сами, наверное, давно забыли, на каком заводе их когда-то произвели. А я еще в свое время принадлежавшие болгарским оружейникам 'Камазы' в реквизит для 'Безумного Макса' сватал. Нет, оказывается, те выглядели еще вполне прилично, в отличие от этих монстров чеченского народного автопрома. Думаю, 'керосинка' в прошлой жизни была каким-нибудь 'ЗиЛом'-молоковозом, а вот о происхождении 'хозяек' я даже гадать не возьмусь. Больше всего они напоминали очень большие пустынные 'багги', с более-менее закрытыми кабинами и вместительными кузовами, на дуги которых были натянуты выцветшие от времени и во многих местах заплатанные брезентовые тенты. Но, при всей своей внешней уродливости и несуразности, были они, похоже, в отличном состоянии. По крайней мере, двигатели работали куда ровнее, чем у грузовика мамелюков, на котором меня в эти горы завезли. Да и едет довольно шустро, чувствуется, что могла бы и раза в два, а то и в три быстрее, вот только тогда верховое сопровождение отстало бы, да и груз на рытвинах горной дороги растерять не долго. Хотя, были и недостатки: через разнокалиберные щели и дыры, коих в кабине было очень много, сквозило немилосердно. Не смотря на теплое шерстяное белье и свитер, поддетые под комбез, я уже начал понемногу подмерзать.
