Ознакомительная версия.
А Серж неожиданно расхохотался, до слез и икоты, нелепо помавая в воздухе руками и выталкивая непонятные русские слова. Отсмеявшись, он наконец заговорил более-менее внятно, хотя и смешав от волнения в одну чудовищную кучу русскую, английскую и норманнскую речь:
– Обидно, да?! Мы-то себя считали пупом земли, а тут говорят – не, ребята, какие вы пупки, вы просто задницы! А знаешь что, Гунтер? Вот лично мне ни капли не обидно! Нормальная же операция прикрытия, ты-то, как военный человек, должен понимать! Главное – вставили хар-рошую спицу этому… фокуснику… Ведь вставили, а?
– Еще как, – подтвердил отец Колумбан, улыбаясь в густые усы.
– Во! – барон де Шательро в совершенном восхищении хлопнул себя по бедрам. – И вообще, кое-что ведь мы и сами сделали. Я вот принцессу от пирата спас, в лучшем духе старика Говарда. А ты, Гунтер, и вовсе специализировался на поимке важных государственных преступников – сначала этот, как его… Лоншан, потом Комнин… Ангела Божьего сыграл, опять же…
– Не о том говоришь, – прервал его призрак отца Колумбана. – Внешнее это все, суетное. Главное в том, что каждый из вас посрамил нечистого в сердце своем. С каждым из вас он играл, каждого вводил во искушение – тебя, Серж, через праздность, похоть и корысть, а тебя, Гунтер, через гнев, зависть и гордость. Не скажу, чтоб вы очень уж стойко сопротивлялись искусу. Но в конце концов вы сделали свой выбор, и Враг проиграл. Тебя, Серж, на Кипре вела любовь и честь. Гунтер руководствовался милосердием и смирением. И пусть Божественную Игру делали другие люди, но окончательный ее итог определил именно этот ваш выбор. Теперь наступает новое время, время Вестников; измененное будущее этого мира, сколь мне дозволено его прозревать, хорошо есть, и хорошо весьма. Серж, тебя, я вижу, распирает. Ты что-то хочешь сказать, сын мой неразумный?
«Неразумный сын» Серж де Казакофф смущенно прокашлялся.
– Святой отец… – Сергей помялся, не зная, как бы поделикатнее объяснить свою просьбу. Любая «обтекаемая» формулировка почему-то казалась неуместной. Наконец, махнув рукой, «барон де Шательро» рубанул напрямую:
– Святой отец, верните нас обратно. Пожалуйста.
Призрак отца Колумбана молча уставился на Казакова – то ли потерял дар речи от такой наглости, то ли обдумывал поступившее предложение, а возможно, советовался с «Тем, кто превыше». Молчал он долго. Потом осведомился вкрадчиво:
– А что тебе сейчас не живется, сын мой? Богат, сыт-пьян, знаменит, шатер царский, женщина при тебе дивных статей… Жить бы да не тужить, другим на зависть, себе на удовольствие. Там, где «обратно», ведь ничего этого не будет. А?
Казаков притворно вздохнул, театрально шмыгнул носом, заговорил, глядя на отца Колумбана с нахальством беспризорного пацана, просящего целковик вместо копейки:
– Так ведь безблагодатное оно, богатство сие. Не трудом досталось, а единственно попустительством диавольским. Опять же, праздности, похоти и корысти способствует весьма. И Интернета хрен сыщешь, а я без него не могу.
– Вот ведь звонарь беспутный, прости Господи, – неодобрительно покачал головой отец Колумбан. – Поди, язык твой на то посередине привешен, чтоб на две стороны трепать. Но, между прочим, хоть ты и ёрничаешь от стеснительности, а говоришь притом чистую правду. Ладно… Давно ты об этом просил. Будь по твоему.
– Это когда «давно»? – оторопел Казаков.
– А в прошлом годе еще. В Лимассоле дело было, – охотно пояснил призрак святого отшельника и вдруг отмочил штуку – сказал казаковским голосом на чистейшем русском языке: "Вернул бы он меня домой, так моя бы благодарность была ваще безгранична…" Серж только глаза выпучил.
– Ну а ты, Гунтер? – продолжал отец Колумбан, поворачиваясь к сидящему на краю койки германцу. – Тоже – домой?
– Нет, – неожиданно для самого себя сказал Гунтер фон Райхерт.
Сказал и сам удивился. И в ту же секунду понял, что сказал правду. И удивился самому себе еще больше.
– Нет, – повторил он внезапно осипшим голосом. – Я остаюсь. Не все еще сделал… здесь.
Отец Колумбан недоуменно приподнял седую бровь.
– Уверен?
– Уверен. Мне бы только денег… Проклятье, если б какой-то негодяй не спер лоншановы драгоценности!..
Изумленно вздернутые брови отца Колумбана грозно нахмурились, когда святой призрак сообразил, о чем идет речь. Но тут за порогом шатра послышался какой-то невнятный шум, и в шатер – спиной вперед – влетел сперва сильно потрепанный оруженосец Джентиле, а следом за ним, держа в руке обнаженный меч, ввалился Мишель де Фармер собственной персоной. При виде совершенно здоровых Сержа и Гунтера, а также отца Колумбана, возвышающегося посередине палатки, глаза Мишеля округлились.
– Потом объясню! – рявкнул Гунтер, предупреждая поток вопросов, на большую часть коих он и сам толком ответов не знал. – Что у тебя?
Шевалье де Фармер зверски оскалился.
– Вот это животное, – молвил он, указуя острием меча на скорченную фигуру своего оруженосца, – пришло ко мне полчаса назад с признанием. Я не зарубил его сразу только потому, что хотел уступить сие удовольствие тебе. А ну, сын свиньи, рассказывай!
– Это я, – всхлипнул мальчишка. – Я виноват. Я украл…
– Словом, обокрал он тебя, – буркнул Мишель, швыряя на колени Гунтеру увесистый кожаный кошель – весьма знакомый кошель. – Пока тебя выхаживали, полез в тюки за какой-то надобностью, заглянул в кошель, увидел бриллианты россыпью, ну и… Да что ты хочешь, любой бы польстился. Кроме меня, конечно. А теперь мерзавца совесть замучила. Тебя ж, Гунтер, нынче считают если не ангелом, то по меньшей мере Божьим вестником. Каково ему – святого человека обокрал! Прибежал каяться… Может, все-таки не убивать его? Я уж всыпал стервецу, хотя мало, конечно… Выпороть как следует, а потом…
– Святой отец, – перебил Гунтер, поднимаясь. – Святой отец, раскаянием сего отрока я тоже вам обязан?
Лицо у отца Колумбана сделалось очень-очень хитрым.
– Нет, сын мой, – невероятно искренне молвил он. – Ныне узрели мы подлинное чудо – чистосердечно раскаявшегося грешника. Простим же ему!.. Хотя выдрать, безусловно, нужно.
– Да будет так, – буркнул Мишель. Ткнул оруженосца носком сапога в бок:
– А ну, пошел вон! У шатра меня жди. Розги в морскую воду положи отмокать – да побольше, для себя ведь стараешься!
И тут же забыл о нем, едва за мальчишкой запахнулся дверной полог.
– Что тут у вас происходит, Гунтер? – настороженно спросил шевалье, переводя взгляд с одного лица на другое, с Сержа на святого отца и снова на Гунтера. – Откуда в Акке отец Колумбан? И как…
– Потом, Мишель, – отвечал германец. – Потом. Серж уходит.
Ознакомительная версия.
