— Тебе осталось жить пять минут.
— Это все, что ты хотел мне сказать?
— Нет. Не все. У тебя еще есть выход.
— Какой же?
— Вы двое сейчас выйдете на тропу. Без оружия. Я заберу вас с собой. Из-за границы приехали люди, хотят с вами поговорить. Тогда я отпущу ваших мальчишек.
— Это все?
— Да, все. Я бы с удовольствием размазал всех по камням, но вас двоих хотят видеть живыми.
— Именно нас, не путаешь? Так прямо по именам и назвали?
— Мне твое имя неинтересно. Я его не знаю и не хочу знать. Мне сказали: приведи двух инструкторов, они сейчас в лесном лагере.
— Интересно…
— Не тяни время. Ты выходишь?
— Я должен подумать.
— Не тяни. У вас пять минут. Выйти должны оба. Скажешь об этом мне по рации. Иначе умрут все. Время пошло.
Опустив рацию, я присмотрелся к прошедшим мимо боевикам. Скорцени там? В лицо я его не знал. Кто из них сейчас говорил по рации? Отсюда я не видел. Вытащив из карманов разгрузки все гранаты, я разложил их перед собой, ослабил усики на чеках. Ну что, пободаемся? Посмотрим, кто кого похоронит?
— Шестьдесят четвертый!
Рановато, пять минут еще не прошло.
— Да?
— Это Макс!
С сердца у меня рухнул камень. Большой, тонны на две.
— Слушаю тебя.
— Мы сбили заслон на тропе, подходим к вам! Держитесь!
— Скорцени? Слышал ответ? Не хочешь переиграть?
— В смысле?
— Ты выходишь к нам, а мы отпустим твоих головорезов. Без оружия, преследовать не будем.
Вон он! Держит манипулятор левой рукой и осматривает склоны вокруг.
— Ты хорошо подумал, Шестьдесят четвертый?
— А ты?
— Я всегда думаю хорошо, и этот раз не исключение. Ты меня огорчил, не скрою. Теперь долго не проживешь. Я тебя сам найду. Из принципа. Чтоб другим неповадно было. Со мной не спорят, понял? Пусть все это слышат! Сегодня же твоя голова будет лежать у моих ног!
Он взмахнул рукой, и ожидавшие приказа боевики бросились вперед. Сам он, однако, за ними не пошел. Вместе с двумя охранниками остался стоять на месте. До них было метров сорок.
Бух! Бух! Сработали мои растяжки. Вскинув ракетницу, я нажал на спуск. Подхватив с земли гранаты, я с силой запустил их в сторону Скорцени и его охранников. Упал ничком, и на спину посыпались, сбитые их пулями ветки. Бух! Бух! Бух! Загрохотали разрывы моих гранат. На секунду наступила тишина, и я услышал вой падающей мины…
— Садись. — Я подвинулся, освобождая место Максу.
Он поставил на землю «ПК» и присел рядом на камень. Достал пачку, вытащил сигарету и закурил. Молча достал фляжку и протянул мне. Я отвинтил пробку, глотнул, почти не чувствуя вкуса водки. Вернул флягу.
— Твой? — кивнул он на труп Скорцени.
— Черт его поймет. Тут и мина недалеко легла, и гранаты мои… Поди разбери сейчас…
— Все равно. С твоей подачи, так или иначе, а ему теперь точно амбец. Наконец-то…
— Что, сильно гадил?
— А ты не знаешь?
— Я что, господь бог, обо всех знать?
— Ну, если только одних его кровников здесь собрать, боюсь, немного места свободного останется.
— Даже так?
— А ты думал, он просто так свое прозвище получил? Это же мы его так окрестили. А он и щеки надул, думал, это его крутость оценили. Мы-то совсем другое в виду имели.
— Понимаю…
— Я тебе сейчас навскидку человек двести назову, кому ты теперь братом станешь. Так что если бы мы сегодня только его одного угрохали, так одно это многого стоило бы.
— И много их там, на тропе?
— Ну, если с этими считать, то только убитых почти полсотни человек набралось. Да еще и раненые… В общем, покосили их изрядно.
— А у нас?
— Командир звонил, в лагере… в общем, полегли они все там. Кровища везде, и тел нету, унесли.
— Ну так и у нас теперь есть кого показать — вон, все тут. Приходи и смотри! Интересно мне будет послушать, что теперь грузины скажут?
— Они уже сказали. Подразделения абхазской армии перешли границу и атаковали колонну резервистов грузинской армии. Часть убили на месте, часть увели с собой за границу. На месте боя обнаружены трупы военнослужащих абхазской армии. В форме и с документами. К нам сюда едут уже представители миссии ООН. Сам понимаешь, тебе и Петровичу с ними встречаться не с руки.
— А в лагерь их сводить? Пусть заодно и там посмотрят. Видно же, кто нападал и кто защищался.
— Откуда видно? Трупов нападавших там нет. Защитников тоже. Кто и с кем воевал?
— А американец этот? Копыта не отбросил еще?
— Про него молчим. Его-то как раз и ищут больше всех. Не было его тут, понял?
— Так, я не пойму, раненых грузин что — не допрашивали?
— Кто мы? Так наше мнение для ООН ничего не значит. И признания пленных будут объявлены результатами запугивания. А какие показания они ооновцам дадут… тебе пояснить, что там будет сказано?
— Не надо, сам догадался.
— Так что собирай манатки, и дуйте с Петровичем на базу. Там отсидитесь, пока суд да дело.
— Весело… что ж мы тут тогда горбатились? Ушли бы в лес, только-то и делов?
— Официальные говоруны пускай себе и дальше брешут. У них работа такая — врать в глаза. Но вот когда они еще раз сюда прийти захотят… Не враз на это желающих найдут. Страшно…
Макс наклонился к трупу Скорцени и снял с его пояса кобуру со «стечкиным» и патронные подсумки.
— Держи. Как это говорят? Что с бою взято — то свято! Твой. Носи.
Подойдя к бугру, я увидел Петровича. На правой руке белел бинт. Он сидел, закрыв глаза и опершись плечом на дерево.
— Заснул, старый?
— Заснешь тут… носятся все как очумелые. Плечо болит.
— Сильно зацепило?
— В мякоть, навылет. Жить можно.
— А остальные как?
— Хохла убили. В конце боя уже, прямо в голову пуля пришла. Андрея сейчас сверху спускают, его в плечо поранило. Он там сверху прилично грызунов пощипал, молодец. Вовка на той стороне лежит, ему в ногу пришло. Тоже поработал нормально. Хан в руку ранен, но несильно. Бегает вон, хорохорится. Ты сам-то как?
— В ушах звенит. Хорошо твои мины легли.
— Сам просил.
— Ты и рад стараться! Но вообще — спасибо! Накрыл их качественно! Как веничком всю поляну подмел!
— Чему учили… Не пропил еще умение-то!
— Ладно тебе, старый, скромничать. Ну что, пойдем? Сам дойдешь или помочь?
— Автомат возьми.
Я подхватил его оружие, подал руку. Петрович грузно поднялся, и мы пошли вниз, по направлению к тропе.
Смерть Скорцени наделала немало шуму. Оказывается, у грузин он уже успел дослужиться до полковника. Окончил какую-то академию за границей и считался перспективным кадром. Поэтому «демократическая» пресса подняла дружный хай, расписывая героический путь славного воина и его не менее героическую смерть от руки наймитов непризнанного государства. Абхазы обождали пару дней и, когда визг «демописак» достиг наивысшей точки, опубликовали подробности его «героических подвигов». Как выяснилось, они успели их достаточно грамотно задокументировать. Приговор суда (заочный) в этом перечне присутствовал. Демпресса зашлась в праведном негодовании. Абхазы выложили в Интернете аудиозапись моих с ним радиопереговоров. Сайт этот немедленно рухнул, а вопль демпрессы «Провокация!» был, наверное, слышен и в Антарктиде. Запись выложили на новом сайте, когда он тоже рухнул — на следующем и так далее. Под давлением российского представителя миссия ООН сквозь зубы признала, что, собственно, бой велся на абхазской территории и никакого расстрела безоружных резервистов не было. Попутно ооновцы предложили сторонам обменять тела погибших. Всех на всех. Абхазы согласились, и обмен был произведен на границе, под контролем миротворцев. На грузинской стороне к тому времени собралась уже приличная толпа. Надо полагать, это были родственники погибших. После этого демпресса почти мгновенно заткнулась, словно выполняя неслышную команду кукловодов. Уже на следующий день после обмена о данном случае никто и нигде не упоминал.
