В моей палате установили немыслимую роскошь - радиоприемник, на котором Ландышева разрешила старшим командирам прослушивать передачи "От Советского Информбюро". Остальные узнавали новости с фронтов от санитарок, которые записывали сводки, а потом переписывали и читали во всех палатах раненым. Своей радиоточки в госпитале не было, и раньше санитаркам приходилось бегать за сводками в соседние части. Разумеется, Ландышева не могла их не пожалеть, и открыла постоянный доступ к приемнику, лишь отгородив мой письменный стол ширмой для соблюдения секретности.
В сводках все чаще упоминались освобожденные населенные пункты - в основном села, но иногда даже небольшие города. Какой-либо системы в продвижении войск видно не было. Удары наносились в разных местах, и на первый взгляд казались хаотичными. Но зная, что верховное командование уже изучило опыт "той" войны, я мог точно сказать, для чего это делается - чтобы немцы не могли определить направление главного удара. Руководство Вермахта не знает, где ему ждать наступления противника, и ему придется распылить свои силы. Опять-таки, небольшие удары могли послужить разведкой боем, чтобы выявить уязвимые места в немецкой обороне.
В начале ноября наиболее ожесточенные бои шли под Харьковым, где немец не оставил попыток продвинуться вперед. Именно с них обычно начинались сводки Совинформбюро. Судя по количеству уничтоженных в воздушных боях и на аэродромах самолетов противника, туда были стянуты значительные силы авиации с обеих сторон. Чем там закончится дело, пока было неясно, но харьковский паровозостроительный завод не эвакуировался и продолжал выпускать танки. Видимо, руководство страны полностью уверено в том, что город удастся отстоять.
В районе Брянска наш фронт постепенно выгибался в сторону противника. Здесь медленно, но упорно войска продвигались на юго-запад, угрожая окружить Курск, в котором застрял Гудериан с остатками своей танковой армии. Положение быстроходного Гейнца осложнялось тем, что железная дорога, по которой немцы могли бы снабжаться, находилась на южном берегу Сейма и прочно удерживалась нашими войсками.
Когда была снята блокада Ленинграда, из сводок было непонятно. Просто сначала сообщали о том, что все атаки фашистов успешно отбиваются, а потом врагов отбросили от города, и с каждым днем отбрасывали все дальше и дальше.
Что касается нашей 22-й армии, то ей без особых усилий удалось расширить торопецкий выступ километров на тридцать к северу. Дело в том, что на правом фланге нам противостояла 281-я охранная дивизия вермахта. До этого им доверяли только небольшой участок, прикрытый озером Лучанское. Но после нашего сентябрьского наступления, в котором мне пришлось участвовать, линия фронта сильно растянулась и дивизия, предназначенная для охраны тыла, стала лакомой целью для советского командования. Было достаточно небольшого нажима, и немцы предпочли отойти на два десятка километров к западу, оставив большой поселок Бологово. После этого отхода наши войска почти вплотную приблизились к границам Новгородской области, которая, впрочем, пока входила в состав Ленинградской области. По этому поводу в "Красной Звезде" появилась ехидная заметка о том, что германское командование мотивировало данный отход исключительно целью выровнять линию фронта. Однако, после такого "выравнивания" Демянск, занятый немцами, оказался в глубоком мешке.
Каждое утро я, как и большинство раненых, начинал с того, что спускался в холл, где висела большая карта, на которой была обозначена линия фронта. Все чаще кусочки цветной бумаги, пришпиленные булавками, сдвигались в сторону запада. Пусть немножко и лишь в некоторых местах, но все-таки это был успех. В воздухе висело предчувствие генерального наступления. По госпиталю даже пошли разговоры о том, что надо перебираться ближе к линии фронта. Каждый раз, когда из моей палаты выходила санитарка или медсестра со свежими новостями, ее тут же окружали раненые с требованиями сообщить, какие населенные пункты еще освободили.
Чаще всего записями сводок занималась старшая операционная сестра Нина Иванцова[3]. Не знаю, как она все успевала делать. Помимо прямых служебных обязанностей ей приходилось и бинты стирать, и снег убирать. Не удивлюсь, если она вместе с местными жителями еще и окопы копала. Грозную энкавэдэшницу она ничуть не боялась, и даже осмеливалась с ней спорить. Например, однажды Ландышева, гордившаяся своим ростом метр семьдесят, считавшимся в это время очень высоким, пошутила о том какой маленький в госпитале начальник. Он действительно доставал сержантше лишь до плеча, но Нина тут же с негодованием встала на его защиту.
- Вы зря так говорите, товарищ сержант госбезопасности. Низкий человек или нет, надо мерить по его душе и поступкам, а не по телу. Вот до этого у нас начальником госпиталя был Малых. Когда мы размещались в Торопце, немцы однажды начали бомбить эшелоны с ранеными, и тут же на станции стоял состав с боеприпасами. Мы бросились относить раненых в безопасное место, и наша медсестра Аня спросила Малых, где взять носилки. Так он просто взбесился и схватился за наган. Хорошо, рядом с ним стоял наш комиссар Цинман, который успел схватить его за руку и не дал застрелить Аню. Вот после этого нам Иванова и прислали.
Чтобы разрядить обстановку, я спросил о том, когда госпиталь располагался в Торопце.
- В начале августа. Но там мы пробыли меньше месяца. Потом немцы прорвались, и госпиталь пришлось срочно эвакуировать. Мы его свернули, когда фронт был уже в четырех километрах. Еще немного, и опоздали бы. Страшно подумать, что было бы, если бы мы не успели.
-- Что фашисты делают в таких случаях, мне уже рассказывали. У нас в полку есть ребята, которые участвовали в освобождении Великих Лук. Там немцы успели пробыть только два дня, но им этого времени хватило. В нашем госпитале, который не успели эвакуировать, они убили всех. Не только раненых, но и врачей с медсестрами. А еще для фашистских летчиков госпитали это любимая цель.
-- Да уж знаем, - кивнула Нина. - Они как-то сбрасывали листовки, в которых предупреждали, чтобы медицинские учреждения вывесили белые полотнища с красными крестами. А потом прилетело множество самолетов, и начало колотить по всем госпиталям, которые это сделали.
-- Одним словом - фашисты. А где вы в Торопце находились?
-- В школе. Нам город понравился. Красивые старинные дома, приветливые люди. Спасибо вам, и всем остальным, кто его освобождал. Вы знаете, мы ожидали, что после штурма Торопца к нам хлынет поток раненых, и очень обрадовались, что их оказалось сравнительно мало. И не думайте, вовсе не потому, что нам меньше работы.
