— Ну ты и спать гаразд! — донеслось откуда-то из-под усов. — Вставай давай, значит, майора похоронить надо.
Оказалось, что за ночь майор умер. Я повернул голову в сторону носилок. Майор лежал в той же позе, в какой я запомнил его вечером. Над носилками стояли остальные члены отряда окруженцев. Туда же, убедившись, что я окончательно проснулся, направился сержант. Я, постанывая, кое-как принял сидячую позу. Оля, оказывается, уже тоже проснулась. Ну да. Сельская жизнь приучает к ранним подъемам. Это для меня, привыкшего к будильнику по будням и спать до десяти по выходным, вставать в такую рань, да еще после всех вчерашних событий, было проблемой. А они, вон, уже все проснулись. Бодренькие, насколько можно быть бодрым после всего пережитого.
Организм настоятельно требовал утренних процедур. За неимением умывальника, мыла и зубной щетки, из процедур мне оставалось только облегчится. Что я и сделал за ближайшим кустом. Блин, даже руки помыть негде, не говоря уж о душе. По запаху я уже постепенно приближался к, неизвестно сколько прожившим в лесу, окруженцам. И ничего с этим, до ближайшей реки или, хотя бы, дождя, не поделаешь. Ничего. Главное — живой.
Когда я вернулся в наше подобие лагеря, Оля протянула мне хлеб. Маааленький такой кусочек. Ну да, хлеб экономить надо. Пока что пополнение запасов не предвидится. 'Завтрак' был проглочен за пару секунд и под аккомпанемент удивленно-раздраженного столь малым количеством еды урчания желудка я подошел к собравшимся у носилок бойцам.
— Надо похоронить по человечески-то. — Лешка повторил то, что я уже услышал от Михалыча.
— Да как мы его похороним! У тебя лопата есть? Или руками рыть будешь? — это, на сегодняшний день, самая длинная фраза, которую я услышал от Алфедова за все время нашего знакомства. Впрочем, по степени недовольства она не отличалась от остального, ранее мной от него услышанного.
Решение, как старший по званию, принял Терехин.
— Майора похоронить. Боец Митрофанчик, найдите чем копать!
Политрук еще выше поднялся в моих глазах. Да, он бдительный и насквозь идейный, с уставом в голове вместо мозгов. Но, все же, несмотря на то, что мы в тылу у врага и оставаться долго на одном месте чревато, понимает ведь, что оставлять вот так просто труп товарища… не по человечески. А ведь мог найти десяток причин почему не следует задерживаться что б похоронить умершего.
Лешка задумчиво озирался по сторонам, подыскивая чем можно выкопать могилу. Лопат ни у кого из бойцов не было. Вообще со снаряжение было туго. Да, оружие было, но вот остального… Ни у кого даже каски не было. Михалыча, правда, был еще штык, но этой 'трешечной' иглой только дырки хорошо делать. Кстати о штыке. После секундного раздумья я отошел к своим вещам, сваленным в кучку возле сидора и, вернувшись, протянул Лешке один из немецких штык-ножей. Второй, решив тоже принять участие в работе и хоть так отблагодарить майора за спасение от сверхбдительного политрука, оставил себе. Инструмент не особо подходящий для того что б копать большие ямы, но ничего лучше не было. Лешка почти сразу понял мою мысль и взял штык-нож.
Мы выбрали ровный участок земли, максимально удаленный от деревьев и кустарника. Копали долго. Вначале дело шло легко — единственным препятствием в мягкой лесной земле были тоненькие корешки трав, которые хорошо заточенный штык-нож резал даже не замечая. Мы подрезали по периметру дерн, небольшими кусками отбросили его в сторону, освободив необходимый участок голой, одуряюще пахнущей земли. Затем начали разрыхлять штык-ножами землю. Здесь нам уже доставляли некоторые неудобства толстые корни. Да, с хорошо заточенной лопатой их даже не замечаешь. Но со штык-ножом, даже хорошо заточенным (впрочем, земля его быстро затупила), корни представляют из себя проблему. Мы долбили землю, как дятлы дерево. Разрыхлив на глубину штыка землю на одном участке, переходили к другому. А в это время Алфедов и Саша Гримченко руками выгребали разрыхленную землю. Чуть позже к ним присоединился Михалыч. Он сначала о чем-то посоветовался с Терехиным, указывая на Гримченко, а потом отошел к носилкам. Через несколько минут, вернувшись, поставил на землю возле Саши сапоги майора. Тот посмотрел на Михалыча, потом на принесенные им сапоги, на свои сапоги и, кивнув, без слов вернулся к работе. И правильно. Майору, ведь, сапоги уже не нужны. А Саша, того и гляди, босой скоро останется.
Весь процесс занял часа два. А может и больше. Руки были стерты чуть не до крови. Я, конечно, привык к лопате, но раньше работал ведь в перчатках. А сейчас — голыми руками и с таким неподходящим инструментом. Но, стиснув зубы, продолжал долбить и долбить землю, ожесточенно терзая мешавшие корни. Наконец яма была готова. Всего полметра глубиной, но дальше копать мы были уже не в состоянии. Тело майора положили в свежевырытую могилу, постояли немного и принялись забрасывать землей. Постояли еще немного над холмиком. Спи спокойно, майор!
— Уходим. — Терехин отвернулся от могилы майора и обвел взглядом оставшихся.
Я, немного покачиваясь — ноги затекли пока копал, отошел к своим вещам, непослушными руками закинул их в сидор, тот — себе за спину, карабин — на плечо, и вернулся к отряду.
— Алфедов, идешь впереди. — скомандовал политрук.
Мы выстроились в колонну. Алфедов исчез за деревьями, остальные подождали с минуту и двинулись следом. Первым шел Терехин, за ним — Михалыч, потом я с Олей и, замыкал строй, Гримченко с ДП наперевес.
По лесу мы шли не спеша, стараясь не шуметь. Я немного пришел в себя — ноги уже не так гудели, да и руки чуть отошли. Правда немного пекли вздувшиеся на ладонях пузыри, но терпимо. Оля тоже держалась молодцом. Судя по всему, долгие прогулки были ей не в новинку. Шла спокойно, начала даже немного посматривать по сторонам. Молодец девка, оправляется от пережитого потихоньку! Так прошло полдня. Очень хотелось пить — вся вода ушла когда копали. Обеда у нас тоже не было. То ли Терехин не хотел останавливаться, то ли он экономил хлеб — шли мы на пустой желудок и без остановок.
Первый привал сделали когда солнце уже начало уходить к западу. Под разлапистым деревом стоял Алфедов. На вопросительный взгляд Терехина он молча указал на бьющий в десятке метров от дерева небольшой родничок, от которого куда-то влево убегал тоненький ручеек. Вода была очень кстати. Мы наполнили все три имеющихся фляги, две из которых были моими и напились в кого сколько влезло. Терехин обвел взглядом бойцов, сидевших на земле и не выражавших никакого энтузиазма по поводу продолжения похода:
— Десять минут отдыхаем.
Кстати, о птичках. А я ведь сегодня еще не курил. Такими темпами я же и курить брошу! Если не загнусь раньше — о сигаретах я забыл совсем не от хорошей жизни. Достал из кармана остатки трофейных сигарет. Михалыч тоже вытащил откуда-то из пилотки сигарету. Он что, две у меня взял вчера? Остальные, то ли более стеснительные, то ли просто прощелкавшие вчера клювом, жадно смотрели на нас. Все кроме Терехина. Тот похоже, все-таки, не курил. Я посмотрел на пачку, потом на страждущих — нет, сигареты я им не дам. У самого осталось две штуки, плюс вчерашний 'бычок'. Немного порылся в сидоре и протянул Лешке завернутый в газетку кисет с табаком и одну из зажигалок…
