— Князь, а князь, — одними губами позвал он.
— Что тебе? — так же тихо отозвался Курбский.
— Поклянись, что если развяжу тебя, не убьешь никого, а тихо домой пойдешь.
Курбский напрягся:
— Клянусь.
Петр перерезал своим десантным ножом путы. В этот момент Дубовицкий зашевелился — Курбский мгновенно выхватил нож из поясных ножен сержанта и полоснул того по горлу. Спецназовец коротко захрипел и смолк.
— Князь! — отчаянно шепнул Петр.
— Будь спокоен, толмач, — быстро ответил Курбский, обтирая окровавленное оружие об одежду убитого и пряча за голенище сапога. — То мой грех. Тревогу он мог поднять.
— Туда не ходи, — махнул Петр рукой в направлении, в котором ушел старшина, — там страж.
— Хорошо, — откликнулся Курбский. — Как звать тебя, толмач?
— Петр.
— Пошли со мной, Петр. Озолочу.
— Не могу. Семья.
— Ну, как знаешь… — князь покосился на автомат.
— Не бери, — решительно возразил Петр. — Нельзя, беда будет. То наша забота. Более тебя не побеспокоят. Прощай.
Курбский вздохнул и змейкой скользнул в кусты. Петр медленно вернулся на место.
Проснулся Петр от глухих, злобных голосов. Открыв глаза, он увидел, что Басов, капитан и сержант стоят над телом Дубовицкого. Капитан тихо матерился и яростно сжимал кулаки. Петр подошел.
— Что случилось?
Капитан вперил в него яростный взгляд.
— Курбский бежал, Дубовицкий убит, — коротко ответил Басов.
— Он со мной шесть лет, еще со срочной, он мне жизнь спас под Ведено, — жестко произнес капитан.
Петр опустил глаза. Повисло напряженное молчание. Казалось, капитан хотел что-то сделать, но раздумывал. Наконец, не отрывая взгляда от Петра, он произнес:
— Старшина, идем в погоню. Басов и Назаров, похоронить тело, ждать здесь.
Они подхватили автоматы и скрылись в кустах. Петр с Басовым остались вдвоем.
— Ну, чего стоишь, давай копать, — сказал Басов, направляясь к рюкзакам.
Они взяли по саперной лопатке; Басов выбрал место под сосенкой, лопаткой замерил длину тела убитого и разметил участок для могилы. Сперва аккуратно сняли дерн, потом принялись копать землю. Работали молча.
Когда могила была вырыта чуть больше, чем на полметра, Басов произнес:
— Хватит, давай хоронить.
— Вы что? — удивился Петр. — Так неглубоко? Звери раскопают.
— Нам главное, чтобы люди, которые за нами в погоню пойдут, не раскопали, — бросил Басов. — Засыплем, дерном прикроем, чтобы не видно, и дело с концом. Тех двоих так же похоронили.
— Слушайте, Басов, вы люди? — неожиданно для себя с яростью в голосе спросил Петр.
— Люди, — отозвался Басов. — Только ты сейчас участвуешь в спецоперации. Здесь свои правила, выверенные годами и боями, правила, за нарушением которых — чужие жизни.
— Но так же нельзя!
— Как видишь, можно. Помоги.
Они положили тело в могилу. Рядом занял место рюкзак, откуда предварительно была изъята необходимая часть снаряжения. Прежде чем начать засыпать яму, Басов достал из кармана убитого горсть литовских монет.
— Мародеры, — буркнул Петр.
— Ты лучше вот о чем подумай, чистюля, — сказал Басов. — Не освободи ты Курбского, Дубовицкий сейчас был бы жив.
— Вы видели? — опешил Петр.
— Нет, — отрезал Басов. — Но знаю, как связывают, чтобы не пошевельнуться. Кроме тебя, помочь некому было.
— А если бы видели, помешали?
— Не впутывай меня в свои дела, — отрезал Басов.
— А все-таки? — настаивал Петр.
— Слушай, — скривился Басов. — Я по глупости в это дело вляпался. И сейчас из него выбираться надо, а не решать вопросы вроде быть или не быть, что морально, а что нет.
— На эти вопросы всегда надо знать ответ, — презрительно произнес Петр.
— Вот ты вчера ночью точно знал, — хмыкнул Басов. — Спас человека, а из-за этого другой погиб. Гуманизм у тебя, дружок, уж больно странный.
— Я и сам переживаю, — нахмурился Петр.
— А ты не переживай. Этот Дубовицкий был сволочью изрядной.
— Слушайте, мы не вправе… — начал Петр раздраженно.
— Вот и я говорю, не вправе, — прервал Басов. — А ты решил переделывать мир. В одном месте нажал — в другом бабахнуло. Кто разберет, надо было этого Курбского отпускать или нет?
— Зайдя сюда, мы вмешались в историю. Я хотел исправить последствия.
— Мы там, в замке, с полроты покрошили. Как ты эти последствия исправишь? Может, так и надо было, чтобы Курбского к Грозному вернули с помощью спецназа Ленинградского военного округа?
— Но в нашем мире…
— А в этом? — склонил голову набок Басов. — Послушай, на все эти темы рассуждать — голова распухнет. Нам с тобой собственные проблемы решать надо. Мы оба сейчас по уши в дерьме. И из этого дерьма надо выбираться. Приведут Курбского к Ивану или нет — не наша головная боль. Мы лишь рядом стояли. Меня тоже кинули. Сказали, что будет историческая экспедиция: об операции капитан сказал за двое суток. Так что совесть может быть чиста — и моя, и твоя. А вот теперь ты вмешался, и на тебе вот этот труп.
Он кивнул на могилу. К этому моменту они уже полностью засыпали тело, и Басов начал трамбовать грунт.
— Вы в замок с ними ходили, Курбского захватывали — и ни при чем? — Петр задохнулся от возмущения. — Из-за таких, которые всегда ни при чем, сколько народу в двадцатом веке полегло…
— Слушай, моралист, — повысил голос Басов. — Такие, как ты, святая наивность, сто лет назад царей-эксплуататоров свергали, в итоге в России вместо царя-батюшки — большевики, в Германии вместо кайзера — Гитлер. И везде концлагеря до края. Вашими благими намерениями дорога в такой ад вымощена, что Данте и не снилось. Да, я был в замке. Я фехтовал с Курбским. Я не убил своей шашкой ни одного защитника замка, но лишь потому, что ни один из них не смог до меня добежать. Но ты хоть понимаешь, что бывают обстоятельства? Иногда приходится делать нечто, просто чтобы сохранить жизнь. Только ты у нас с огнем поиграть любитель. Я боялся, что капитан пристрелит тебя еще перед штурмом замка. Утром я был уверен, что тебе больше не жить. Ты-то сам понял, что по краю ходил? Видать, дураков Бог хранит!
— Как можно убить? Вот так просто? — опешил Петр.
— Ты что, не понимаешь? С точки зрения капитана, мы — в зоне боевых действий. Война все спишет. А если есть подозрения, проще человека на тот свет отправить, чем за собственную спину опасаться. Знаешь, почему он тебя раньше не пришил? Думал, ты ни на что такое не способен. А сейчас уже поздно. Меня бы он, засомневайся хоть на миг, пришил обязательно.
— Почему?
— Потому что он боец — и я боец. Ему со мной в бой идти. Он знает, что в бою я действительно опасен.
