Ознакомительная версия.
2
Оказалось, что они не родные братья – сводные. Отец их, Никола Джанкович, один из кнезов сербских, после очередной балканской смуты сбежал на Русь под крыло Екатерины Второй, привечающей таких беглецов. Сбежал с семьей, но добрался только с малолетним сыном да грудничком-дочерью, Барисом и Сирмой. На Руси он поступил на службу в один из гусарских полков, получил крохотное имение и удачно женился во второй раз. Софья Юрьевна подарила мужу еще одного сына и одну дочь: Петра и Елену.
Несколько лет назад за подавление бунта в литовских землях уже штабс-капитану было пожаловано имение в «новых» государственных землях. В Миорском[20] повете, под Друей, ему отписали деревню Милашово. Вместе с пожалованным имением вышедший в отставку офицер получил приглашение для своих сыновей. Их вызывали в столицу, в Коллегию Иностранных дел.
После того, как отношения между Францией и Османской империей дали трещину, Россия всерьез начала опасаться, что влияние Англии на эту важную часть Европы слишком возросло. Павел Первый, известный англофоб, вместе с походом в Индию планировал и освободительный удар в сторону Иерусалима и Константинополя,[21] надеясь сполна оправдать возложенную на его шею цепь магистра мальтийского ордена. Империи стали нужны люди, способные обеспечить поддержку местного населения на этом пути.
Но дальше был антифранцузский союз и примирение с извечным врагом Турцией.
Многие понимали, что это не остановит российского императора. По стране ходили слухи, что Павел считает новый союз временным, всего лишь небольшой заминкой на пути к выполнению своих грандиозных замыслов. Но насколько большой будет заминка, не мог сказать никто.
Братья восприняли сближение своего нового отечества с Портой по-разному. Старший вышел в отставку и уехал на историческую родину. Новый белградский паша Хаджи-Мустафа не только был веротерпим настолько, что даже разрешил основание православного храма, но и в своей войне с Пазван-оглу, виддинским пашой, поддерживающим янычар, нередко прибегал к помощи извечных врагов турок, гайдуков, и сформированного им христианского корпуса. Это, по мнению многих, говорило о том, что позиции осман в Сербии слабы как никогда. Барис решил, что для возвращения нынче самое подходящее время.
Младший же остался на службе, добился чина коллежского регистратора и выполнял разного рода поручения щекотливого характера.
В последний раз Петр письмом вызвал своего брата к побережью, приказал обеспечить охрану и заявил, что в этот раз в их руках находится будущее родины. Чета[22] Джанковича к месту высадки русского шпиона опоздала, зато успели разъезды османов. Все, кто приехал с Петром были убиты, сам эмиссар схвачен. Если бы янычарам удалось доказать действия русского шпиона на своих территориях, то это был бы скандал, грозивший всему антифранцузскому союзу. Но турки почему-то не спешили с обнародованием этих сведений. Чего-то ждали.
– А, может, они не поняли, откуда ты? – спросил атаман гайдуков. – Решили, что обычный контрабандист?
Алекс подумал. Голова кружилась, но и его сил хватило, чтобы решительно отбросить такую версию:
– Да нет… С самого начала знали. Палач меня все время русским называл. Да и в камере это секретом не было.
Барис нахмурился.
– Тогда и не знаю, отчего тебя так долго держали. Им всего-то и надо было бумаги твои обнародовать.
Потемкин усмехнулся и тут же скривился от боли. Рот был раскурочен и стрелял уколами при каждом более-менее заметном движении.
– Так не нашли они ничего…
– Как?
– Спрятал я все. Успел… Вот только где, не помню.
Старший из братьев Джанковичей шумно выдохнул.
– Вот оно что! То-то Тургер ярился. Его вместе с остальными янычарами султан из столицы выслал. А с таким доказательством их партия вмиг бы из дивана[23] всех приверженцев нового строя повытряхивала бы. А он бы был главным спасителем… Заговор против Порты раскрыл – за такое можно взлететь, ой, как высоко!
– Ты о чем?
Гайдук всмотрелся в недоумевающее лицо брата.
– Так ты же вез письмо императора российского скупщине[24] сербской о том, что в случае чего, Россия готова поддержать ее во всех начинаниях!
– Как?
– А так! Суворов недоволен действиями австрияков. Константин, принц российский, все уши папе прожужжал о том, как союзники русских солдат под разные напасти подставляют. Ушаков не может уже смотреть, как турки режут православных в Греции и на Балканах. Англичан Павел и сам давно ненавидит, за отца порвать готов. Союз этот ему давно не по нутру.
Потемкин удивленно спросил:
– Что-то ты много знаешь, сидя в горах?
Предводитель разбойников усмехнулся:
– Ты ж сам и рассказал.
– Когда это?
– Когда последний раз был. Месяца два назад. И предупредил, что в скором времени на родине многое поменяться может.
Разговор отнял последние силы. В глазах Алекса потемнело, к горлу подступила тошнота. Барис заметил, как спал с лица собеседник, и участливо предложил:
– Вижу, уморил я тебя своими политическими реалиями. Пора и честь знать…
Больной кивнул. Атаман гайдуков поднялся.
– Завтра я в поход иду. Недолгий, на недельку. Ты пока сил наберешься, здоровье подлечишь… А там и поговорим еще.
Тут же Алекса подхватили участливые тетки с плошками в руках. В рот начали вливать травяной отвар, под бок подкладывать мягкую овчину.
Когда он смог отбиться от толпы новоявленных сиделок, брата и след простыл.
Вечером к нему привели всколоченную старуху, под присмотром которой обе тетки, приставленные к раненому, занялись сменой повязок. Когда снимали холсты с обожженного бока, русич потерял сознание, но, возможно, это и к лучшему. Не пришлось больше смотреть на то, как измывается над медициной местная знахарка, чей замызганный вид не вязался с представлениями о гигиене и прогрессивной медицине.
В забытье Алекс пробыл недолго. Когда очнулся, старуха только закончила срезать задубевшие повязки.
Увидев, что больной пришел в себя, бабушка осклабилась, обнажив еще вполне здоровые зубы, и представилась:
– Бона.
Потемкин кивнул. В горле пересохло так, что казалось, что выжать звук не удастся.
Бабка протянула ему кусочек какого-то месива и знаками показала, чтобы он пожевал это.
Алекс не упрямился. Вяжущая рот масса оказалась выжимкой какой-то травы. В голове тут же стало светло, все болевые ощущения исчезли, но появилось и отчуждение от действительности. Видимо, какой-то легкий наркотик.
Старуха, увидев, как цвет лица пациента приобретает здоровый оттенок, радостно закивала и подозвала из угла молоденькую девушку.
Ознакомительная версия.
